Жорж Брассенс, лекция третья^*

Обманувший смерть

На нашем третьем вечере, посвященном творчеству Жоржа Брассенса, мы послушаем песни с четырех его последних дисков, а также несколько песен из его посмертных альбомов. Как обычно, программа у нас намечается обширная, а времени мало. Поэтому начнем без предисловий.

В 1966 году выходит девятый альбом Брассенса с очень длинным и немного корявым названием «Supplique pour être enterré à la plage de Sète» — «Просьба быть похороненным на пляже в Сете». Напомню, что Сет — это маленький портовый городок на Средиземном море, где Брассенс родился и провел свое детство.

Альбом состоит из одиннадцати замечательных песен, но две из них — настоящие и безусловные шедевры. Пожалуй, именно эти две вещи, ставшие наряду с «Песней для овернца» общепризнанной классикой жанра, оказались последней каплей, убедившей французских академиков в 1967 году присудить Брассенсу, единственному из огромного множества французских шансонье, поэтическую премию Французской академии.

Первая из них дала название всему альбому — «Просьба быть похороненным на пляже в Сете». Здесь надо сказать вот что: со времени Франсуа Вийона (одного из любимых поэтов Брассенса) и даже раньше во французской поэзии широко распространилась традиция поэтических завещаний и автоэпитафий. В этом жанре отметились едва ли не все французские поэты — разумеется, не мог остаться в стороне и Брассенс. Он не только написал два поэтических завещания — одно шуточное, а второе вполне серьезное; из 150 его песен, написанных на собственные стихи, 12 посвящены смерти целиком и полностью, да и в остальных тема смерти возникает неоднократно. В интервью Андре Севу Брассенс говорил о своем отношении к смерти:

«Я ее не люблю… Но она приходит, она повсюду, это одна из реальностей человеческого существования. И я стараюсь, чтобы эту реальность — самую страшную — приняли с улыбкой…Страх смерти у христиан означает, что священники плохо делают свою работу. Если это путешествие к Богу, если это другой род жизни, к тому же высший, то верующие не должны были бы так бояться. Я люблю жизнь, но я всегда принимал жизнь такой, как она есть. А она идет к смерти».

Перед тем как слушать «Просьбу быть похороненным на пляже в Сете», обязательно нужно отметить, что по размеру, по строфике и отчасти по тематике и содержанию эта песня в точности совпадает с хрестоматийным «Морским кладбищем» Поля Валери, которое во Франции все знают со школьной скамьи. Это как, допустим, кто-то из современных русских поэтов написал бы стихотворение, по форме и размеру в точности повторяющее «Бородино». Разумеется, такое совпадение рождает определенные ассоциации и взаимосвязи, на которые автор рассчитывает, а у русского читателя и слушателя «Завещания» таких ассоциаций не возникнет, хоть встань переводчик на уши. Для воспроизведения этих связей просто нет механизмов. И тут не поможет даже сноска. Здесь нужно в примечании давать целую статью о месте и значении Валери во французской поэзии вообще и о том, что он значил для Брассенса в частности. О том, что они родились и похоронены в одном городе — непосредственно в Сете, о том, что Брассенс считал его своим учителем, о том, что «Морское кладбище» написано ровно за год до рождения Брассенса и так далее.

Эту песню, как и многие другие сегодня, вы услышите в моем переводе и исполнении. Причем хочу предупредить заранее, что это очень длинная песня — самая длинная у Брассенса и едва ли не самая длинная песня из всех, какие я слышал. Она идет семь с лишним минут.

1. Просьба быть похороненным на пляже в Сете»

Нужно еще добавить, что это завещание было выполнено не полностью. То есть Брассенс был похоронен в Сете, но не на пляже, а на кладбище Пи, прозванном «кладбище бедняков». В том самом семейном склепе, насчет вместимости которого он так сомневался.

Вторым шедевром девятого альбома стала песня с тоже довольно длинным и неудобопереводимым названием «La non-demande en marriage» — «Не-предложение руки и сердца». Это одна из немногих действительно любовных песен Брассенса, и посвящена она его многолетней возлюбленной Жоа Хейманн, о который мы уже говорили на нашем предыдущем вечере. В этой песне Брассенс исчерпывающе изложил свое отношение к институту брака, которое, как мне кажется, в теории не должно понравиться большинству женщин, как правило, имеющих ярко выраженные матримониальные устремления. Впрочем, и феминистки никогда не питали к Брассенсу — этому ярко выраженному фаллократу — нежных чувств, и надо сказать, что эта антипатия была взаимной. Но я думаю, что ни одна женщина не может остаться равнодушной к красоте и глубине чувства, с которыми написана и спета эта песня.

Я много раз пытался ее перевести, но ничего путного у меня так и не получилось -в основном из-за совершенно непереводимого припева. Поэтому придется довольствоваться подстрочником.

Моя любимая, ради бога не стремись пронзить грудь Купидона его же собственной стрелой. Многие влюбленные пытались это сделать и заплатили своим счастьем за такое святотатство.

Припев: Я имею честь не просить твоей руки. Мы никогда не поставим свои имена на брачном свидетельстве.

Оставим птицам ширь небес, останемся пленниками только своих обещаний. К черту возлюбленных, чье сердце приковано к ручке кастрюли.

Венера быстро старится, стоя у плиты. Ни за какие деньги я не стану обрывать лепестки ромашки в жаркое.

Вблизи секреты Мелюзины кажутся не такими привлекательными, а любовные записки быстро желтеют, став закладками в книгах по домоводству.

Казалось бы, можно дольше хранить запретный плод, сварив из него варенье, но в качестве конфитюра он потеряет свой естественный вкус.

Я не нуждаюсь в служанке и от всех домашних дел тебя освобождаю. Я думаю о тебе лишь как о прекрасной даме, о вечной невесте.

Думаю, эту песню могли бы с успехом использовать при рекламе посудомоечных машин, вместо набившего оскомину: «Ты женщина, а не посудомойка».

И еще: хочу обратить ваше внимание на гениальную партию контрабаса, сыгранную великим Пьером Никола.

2. Не-предложение руки и сердца

Если за тринадцать лет с 1953 по 1966 год Брассенс выпустил девять альбомов, то после 9-го он взял трехгодичную паузу. Следующий — десятый — альбом появился только в 1969 году. Это были трудные годы — Брассенс много болел, в 1967 году перенес тяжелую операцию на почках, после которой больше года не мог оправиться, в 1968 году умерла Жанна Планш, в чьем доме он прожил больше 25 лет. Да и этот 10-й альбом выглядел отчасти промежуточным и немного незавершенным — он состоял всего из девяти песен. Впрочем, Брассенс всегда брал не количеством, а качеством. В отличие от большинства своих коллег по песенному делу, он написал очень немного — если собрать всего его песни, в том числе и незаписанные, и те, к которым он писал только музыку или только слова, то наберется чуть больше 200 штук. Конечно, не все они шедевры, но откровенно слабых, проходных вещей у него практически нет. Для сравнения: Владимир Высоцкий, который прожил на 17 лет меньше, написал более 600 песен, и это тоже далеко не рекорд плодовитости.

Центральными вещами 10 альбома были две песни, написанные на стихи классиков французской поэзии — «Перелетные птицы» Жана Ришпена и «Размышления об умерших» Альфонса де Ламартина. Эти довольно большие стихотворения (точнее, даже маленькие поэмы) Брассенс использует не целиком, но песни все равно получились довольно длинные. И мы сегодня ввиду недостатка времени их слушать, к сожалению, не будем, а послушаем с виду легкую и непритязательную песенку «Rien a jeter» — «Все при ней», посвященную опять-таки Жоа Хейманн. В этой песенке, едва ли не единственной во всем творчестве Брассенса, почти нет ни игры словами, ни литературных аллюзий и античных персонажей. Комментировать там, в общем, нечего. Это просто очень красивая, трогательная и очень изысканно написанная песня.

Без ее летящих волос как бы я узнавал, откуда дует ветер?

Припев: В ней все прекрасно, ничего нельзя отбросить, я хотел бы взять все это на необитаемый остров.

Я себя спрашиваю, как бы я мог выжить без ее щечек, двух румяных яблочек, меняющихся каждый день.

Без ее груди я бы не знал, куда преклонить голову, а лежать на голой земле — очень вредно для здоровья.

Без ее пышных бедер за что бы я держался руками, когда теряю равновесие.

У нее есть еще много всего, но я не собираюсь выставлять на общее обозрение все ее тело.

Я знаю все ее прелести от и до, а вы изучайте анатомию на ком-нибудь еще.

Да и к тому же у нее не очень хорошее здоровье, и она его бережет и не позволит никому оторвать хоть кусочек от себя.

Еще она очень горда и ужасно щепетильна, так что я должен принимать или отвергать ее только целиком.

3. Rien a jeter — «Все при ней»

И еще одна любовная песенка из 10-го альбома. Я при переводе назвал ее «Негодный мальчуган», хотя тут, конечно, могут быть варианты, потому что речь здесь идет об Амуре, или, как Брассенс предпочитает его называть, Купидоне. Тот самом — с луком и стрелами, который в песнях Брассенса встречается довольно часто. Он мельком упоминался в «Не-предложении руки и сердца», ему целиком посвящена эта песня, а впереди нас ждет еще одна, где он тоже будет главным героем.

Песня, которую мы сейчас услышим, за исключением последнего куплета, представляет собой развернутую метафору, где пресловутый Амур представлен в виде банковского судебного исполнителя, который пришел описывать имущество к своим несостоятельным должникам.

В песне также упоминаются совершенно ничего не говорящие русскому слушателю Поль и Виргиния. Это персонажи одноименного сентиментального романа французского писателя 18 века Бернардэна де Сен-Пьера, чьи имена стали во Франции нарицательными для изображения счастливой влюбленной пары. Такие французские Ромео и Джульетта.

4. Негодный мальчуган

Ну и теперь мы переходим к вышедшему в 1972 году 11 диску Брассенса -безусловно, одному из его вершинных альбомов. Поэтому, может быть, в ущерб другим я постараюсь представить его более полно. Мы услышим сейчас шесть песен из этого альбома преимущественно в моих переводах.

И начнем мы с песни, которая дала название всему альбому — «Фернанда». Характерно, что Брассенс выбрал для названия альбома именно эту легкомысленную и, в общем, шуточную песню, тогда как на диске есть немало серьезных и даже в чем-то программных вещей. Вдобавок это, пожалуй, самая непристойная для русского уха песня в творчестве Брассенса, хотя ни одного нецензурного слова в ней нет. Может быть, поэтому она и кажется нам такой непристойной. Французы к таким вещам относятся более адекватно. Вот, скажем, в этой песне в весьма фривольном контексте упоминаются могила неизвестного солдата и государственный гимн. У нас такое трудно себе представить даже у каких-то маргинальных исполнителей, а во Франции эту песню публично (и, замечу в скобках, очень неплохо) исполняет Карла Бруни — жена нынешнего французского президента. И каждый желающий может свободно посмотреть и послушать это на ютубе. Забавно было бы представить себе в этом качестве супругу нашего президента или премьера. Конечно, напрямую это не связано, но если бы у нас было возможно что-то похожее, то, может быть, в России не так гомерически крали.

05. Фернанда

А теперь давайте послушаем песню «Принцесса и лабух». В ней тоже, в общем, нечего комментировать — это просто красивая песня и красивая история, без промаха заставляющая сладко ностальгировать любого стареющего мужчину. Конечно, сразу же напрашивается вопрос: до какой степени эта история автобиографична? И тут наблюдается некоторая двойственность. С одной стороны, по хронологии все вроде бы сходится: альбом писался в 1971–1972 годах, герой песни вспоминает о том, что было двадцать лет назад, а значит, в начале 50-годов, и точно указывается, что в это время герою было 30 лет. Брассенс же родился в 1921 году. Сходится и то, что в те годы сердце Брассенса, как и говорится в песне, было уже занято. Но, с другой стороны, в начале 50-х Брассенс вовсе не жил в трущобном районе (он давно уже обретался в доме Жанны Планш) и в отличие от героя песни сбегать оттуда не собирался. Опять-таки в песне говорится, что герой был горьким пьяницей, чего о Брассенсе нельзя было сказать ни в коем случае — он всегда пил очень умеренно, хотя в песнях порой и изображал себя отчаянным выпивохой. Так что здесь, по всей видимости, имеет место некоторая компиляция — наверняка какая-то похожая история с Брассенсом произошла, но он ее немного приукрасил и видоизменил. Собственно, так и создаются художественные произведения.

6. Принцесса и лабух

Следующей у нас идет еще одна очень веселая и фривольная песенка. Она называется «В тени мужей». Эта песня как бы завершает цикл песен Брассенса на тему о любовном треугольнике, и ситуация в ней описывается действительно не вполне тривиальная. Причем, похоже, что на написание этой песни Брассенса натолкнул другой знаменитый бытописатель французского адюльтера — Ги де Мопассан. В его рассказе «Мисти» есть вот какой пассаж: «У меня есть слабость — я привязываюсь к мужьям моих любовниц. Должен даже признаться, что женщина, как бы она ни была прелестна, перестает меня привлекать, если ее муж слишком вульгарен или груб. Если же он умен, обаятелен, то я непременно влюбляюсь в его жену до безумия. И, даже порывая с нею, я стараюсь сохранять добрые отношения с ее мужем».

Ну и в своей песне Брассенс экстраполирует описанную Мопассаном ситуацию, показывая, что из этого может получиться.

07. В тени мужей

Хорошо помня об эпизоде своей юности, когда он был замешан в историю с мелкими кражами, Брассенс в своем творчестве чрезвычайно снисходительно и даже сочувственно относился к уголовным преступлениям и к тем, кто их совершает. Причем не только к ворам и грабителям, но даже и к убийцам, особенно если они раскаялись в своем злодеянии. В этом слышны отголоски анархистских увлечений его молодости — ведь анархисты, как и все леваки, всегда считали уголовников социально-близкими. Ну и, конечно, здесь сыграла свою роль любовь Брассенса к самому знаменитому уголовнику среди поэтов — уже упоминавшемуся сегодня Франсуа Вийону.

Песня, которую мы сейчас услышим, называется «Стансы домушнику», и посвящена она реальному квартирному вору, обокравшему квартиру Брассенса. Судя по этой песне, он не делал из этого трагедии и не держал на преступника зла.

Интересно, что чрезвычайно популярный итальянский бард Фабрицио де Андре, который считал себя учеником и последователем Брассенса, пошел в этом деле еще дальше своего учителя. В 1979 году он и его гражданская жена были похищены бандитами и оставались в заложниках четыре месяца, пока за них не был заплачен выкуп. Когда банду арестовала полиция и Фабрицио вызвали в суд в качестве свидетеля, он произнес там речь, в которой по сути дела оправдывал своих похитителей.

Но вернемся к Брассенсу. «Стансы домушнику»:

Первый в гильдии мастер по краже со взломом,
Ты, что с низкой корыстью в тяжелой борьбе
Небогатым моим не побрезговал домом, —
Я хвалебную песнь посвящаю тебе!

И не только за то, что закрыл за собою
Ты тобой же умело открытую дверь,
Чтобы мелкой шпане не докончить разбоя.
Что ж, воспитанный вор — это редкость теперь.

И не только за то (хоть я, право, жалею),
Что не взял ты большой и бездарный портрет,
Поднесенный друзьями мне в день юбилея, —
Ты б мог сделать карьеру как искусствовед!

А за то, что чужому сочувствуя дару
И к коллеге-артисту не ведая зла,
Ты не тронул мою работягу-гитару —
Солидарность святая людей ремесла!

Ведь когда бы мне в песнях не выпало фарту,
Я б мог тоже пойти по дорожке кривой
И — кто знает? — свободу поставив на карту,
Выходил бы с тобою на промысел твой.

Так что будем считать, будто не было взлома.
В благодарность за умную чуткость твою
Как подарок прими все, что взял ты из дома —
Я в хорошие руки добро отдаю.

Но для скорби своей выраженье найду ли,
Если спустишь барыгам мой дар за гроши?
Хорошенько смотри, чтоб тебя не надули,
Помни: хуже последних воров торгаши.

И признаюсь, не менее будет печально,
Если, ложно поняв комплименты мои,
Ты б еще раз ко мне заявился случайно.
Рецедив — это дурно. Спроси у судьи…

(Надо сказать, что воры не вняли этой просьбе, и квартиру Брассенса впоследствии обкрадывали еще несколько раз.)

И на этом простимся, собрат даровитый.
Пусть Меркурий тебя сохранит от тюрьмы!
Да и я не в накладе — мы полностью квиты
Этой песней. Считай, что соавторы мы.

И постскриптум. С твоим-то призванием к краже
(Коль уж так ты охоч до чужого добра)
Лучше в бизнес легальный пуститься, чтоб даже
Завелись меж клиентов твоих мусора.

8. Стансы домушнику

Ну, а теперь у нас на очереди одна центральных песен не только одиннадцатого альбома, но и всего творчества Брассенса. Это песня «Смерть за идею», которую, кстати, исполнял в своем переводе на итальянский только что упоминавшийся Фабрицио де Андре. Здесь Брассенс, пожалуй, наиболее цельно и исчерпывающе выразил свое, как у нас раньше выражались, идейно-политическое кредо. А если точнее, свое абсолютное неприятие любой идеологии и, главное, свою убежденность в том, что нет таких идей — включая сюда и священные войны за независимость родины, и борьбу за светлое будущее человечества, — ради которых стоит отдать жизнь. В этом смысле взгляды Брассенса совпадают с позицией нашего Венедикта Ерофеева, который мечтал найти на земле уголок, где не всегда есть место подвигу.

Вообще, в воззрениях Брассенса можно при желании обнаружить немало противоречий. С одной стороны, антиклерикализм, симпатии к беднякам и изгоям общества, ненависть к богачам и представителям власти и правопорядка изобличают в нем типичного левака, которые, надо сказать, всегда преобладали во французской поэзии. С другой стороны — его индивидуализм, асоциальность, скептицизм, неприятие любых коллективных действий (у него даже есть песня «О множествах», где он утверждает, что когда для чего-то собираются больше пяти человек, то каждый из них -мудак), недоверие к любым идеологическим клише.

Но в этих противоречиях я не вижу ничего противоестественного. Брассенс был живым человеком, а не «типичным представителем» той или иной идеологической платформы.

Что же касается художественной стороны песни «Смерть за идею», то в ней довольно плотно сконцентрированы едва ли не все основные творческие методы Брассенса. Тут и его излюбленное обыгрывание пословиц и идиом, и упоминание исторических персонажей древности — в данном случае Иоанна Златоуста и Мафусаила, и цитаты из французских классиков — Бодлера, Валери, Анатоля Франса. К сожалению, почти все это не удалось сохранить в переводе.

Смерть за идею (пер. А. Аванесова)

Пасть за идею? Что ж, идея неплохая!
Я сам едва не пал под натиском людей,
Которые крича и флагами махая,
Шли плотною толпой на смерть ради идей.
Пристроившись в хвосте, как будто на аркане
Мы с музою моей за ними поплелись,
Рискнув на свой манер подправить их девиз:
Умрем ради идей! Я — за! Двумя руками!
Умрем! Но стариками!

Пусть кажутся порой намеренья благими,
Не следует хватать идеи на лету,
А то, неровен час, отдашь концы во имя
Той, что уже назавтра будет не в ходу.
Приятно пасть в боях с идейными врагами,
Но горько в смертный час понять, что прогадал,
Что в спешке не за ту идею жизнь отдал…
Умрем ради идей! Я — за! Двумя руками!
Умрем! Но стариками!

Пророки и вожди на нашей с вами тризне
Твердят на все лады, что ради их идей
Не жалко, черт возьми, и миллиона жизней,
А сами не спешат расстаться со своей.
Туда, где льется кровь, их не загнать пинками.
За делом рук своих следя из-за кулис,
Похоже, все они когда-то поклялись:
«Умрем ради идей! Мы — за! Двумя руками!
Умрем! Но стариками!»

Затмили небосвод знамена сект и фракций.
Воззваний пруд пруди и лозунгов не счесть,
И мучает вопрос безусых новобранцев:
Какую из идей для смерти предпочесть?
Кликуши-близнецы витийствуют пока не
Спихнут в могильный ров очередную рать,
Но мудрый наобум не станет умирать…
Умрем ради идей! Я — за! Двумя руками!
Умрем! Но стариками!

Когда бы рай земной, обещанный не раз нам,
И вправду мы могли построить на крови,
Давно бы цвел наш мир оазисом прекрасным
И вместо воронья нам пели соловьи.
Но светлый фаланстер, как повелось веками,
Отложен на потом, и боги жаждут вновь.
Вновь смерть рождает смерть и кровь рождает кровь!
Умрем ради идей! Я — за! Двумя руками!
Умрем! Но стариками!

А вы, поводыри доверчивого стада,
Хотите умереть — пожалуйте вперед!
Для многих «просто жить» — последняя отрада.
Костлявая и так отсрочек не дает.
Карга, увы, точна без ваших понуканий.
Будь проклят хоровод безвременных кончин
Под возгласы «ура!», под скрежет гильотин…
Умрем ради идей! Я — за! Двумя руками!
Умрем! Но стариками!

9. Смерть за идею

И завершая разговор об 11 диске, давайте послушаем песню в своем роде уникальную. В ней нет характерных для Брассенса поэтических изысков и бурлесков, литературных аллюзий и мифологических персонажей. Да и мелодия, честно говоря, довольно однообразная и простенькая. Песня сильна другим — своей универсальностью и актуальностью для всех времен и для всей человеческой истории. При том, что песня написана в 1972 году и историко-политические реалии, описанные в ней, безусловно, устарели. Собственно, они устарели уже в 2005 году, когда я делал ее перевод, и я тогда позволил себе заменить их на более современные. Сегодня устарели уже и они. Но парадоксальным образом сама песня не устарела нисколько — впрочем, она бы не устарела, даже если бы была написана во времена античности. Наоборот, с каждым годом, с каждым следующим поколением она становится все более и более современной. И все, происходящее на нашей планете, только подтверждает ее неопровержимую правоту. Боюсь, что она останется актуальной и для наших детей, наших внуков и наших правнуков. Нужно будет только подставить другие имена, другие события, а суть ее, увы, останется неизменной. А в наше время эта песня становится особенно актуальной во времена всякого рода предвыборных кампаний — как, например, у нас сейчас. Хотя, кажется, в истории еще не было ни одного случая, когда бы предсказанное в этой песне не сбылось. Песня называется «Король мудаков».

10. Король мудаков

После 11-го альбома Брассенс опять надолго замолчал. Следующий и последний его сольный диск вышел только через четыре года — в 1976 году. Здоровье его становится все хуже, он все меньше выступает, все меньше пишет песен. Тот, кто хоть раз испытал, что такое почечная колика, знает, что это мало с чем сравнимая острая, невыносимая боль, от которой взрослые люди кричат в голос. А Брассенс говорил, что из всех камней, которые вышли у него из почек, он мог бы сложить ограду для своего сада. Тридцать лет он жил под дамокловым мечом: каждый раз, когда приступ кончался, он знал, что через какое-то время это вернется снова.

В 1973 году он проводит свою последнюю гастрольную поездку по Франции и Бельгии, а 28 октября дает концерт в театре «Шерман» Кардиффского университета в Великобритании. В этот вечер удается сделать одну из редких концертных записей, на которой отчетливо слышно, что ему уже физически трудно работать на сцене. Ему не хватает дыхания, голос срывается, он делает ошибки в аккордах на гитаре.

Тем не менее его 12-й альбом по-прежнему безукоризнен. Он, может быть, не так ярок, как одиннадцатый, но там есть несколько действительно прекрасных вещей. Мы сегодня послушаем две из них — одну прямо сейчас, а вторую в завершение нашего вечера. Та, что прямо сейчас, называется «Cupidon s’en fout» — «Когда Купидону плевать». Это, как я и обещал, еще одна песня, посвященная Купидону. Причем, если в песне «Негодный мальчуган» он выведен в неприглядном образе несклонного к сантиментам банковского служащего, то здесь он вообще преступно манкирует своими непосредственными обязанностями.

Чтобы превратить нашу интрижку в настоящую любовь, нужно было совсем немного, но Венера была слишком рассеяна, а Купидону было вообще наплевать.

Он много и без толку суетился, и нам достались совершенно тупые стрелы в дни, когда Купидону на все плевать.

Наверно, он был занят с другими такими же дураками, и ему не хватило времени, чтобы как следует наладить для нас свое оборудование — лук, тетиву и проч. Купидону было на все плевать.

И мы принялись без него резвиться на мягкой травке, но ты потеряла честь, но не голову в день, когда Купидону было на все плевать.

Ты мне позволила все, но твое сердце не позволило ничего. Священный огонь блистал своим отсутствием в дни, когда Купидону на все плевать.

Мы двадцать раз гадали на ромашке и двадцать раз выпало «не любит». И наша бедная идиллия развалилась в дни, когда Купидону на все плевать.

Когда вы, молодые, займетесь этим делом, пусть небо будет к вам более благосклонно, чем, увы, к нам в дни, когда Купидону было на все плевать.

11. Cupidon s’en fout — «Когда Купидону плевать»

После смерти Брассенса друзья нашли в его бумагах около трех десятков незаписанных песен, и старый друг Брассенса Жан Бертола — известный шансонье, пианист (он был первым аккомпаниатором Азнавура) и музыкальный продюсер — собрал музыкантов, работавших с Брассенсом — контрабасиста Пьера Никола, гитариста Жоэля Фавро, пианиста Роже Вандера и других — и решил выпустить двойной альбом с этими песнями. Натурально, сразу же встал вопрос, кто их будет петь. Во Франции очень многие шансонье исполняли песни Брассенса, но каждый из них делал это в своей манере, а здесь хотелось максимально приблизить исполнение к оригиналу. И тогда Жан Бертола взялся спеть эти песни сам. И, на мой взгляд, это ему вполне удалось.

Сейчас мы послушаем пару песен в его исполнении. Первая называется «Le pecheur» — «Рыболов». Она целиком построена на всевозможных идиомах и поговорках, связанных с рыбной ловлей, поэтому перевести это практически невозможно. Даже в подстрочнике, не говоря уже о поэтическом переводе, очень трудно все это передать, и он дает весьма смутное представление об оригинале. Подстрочник Марка Гринберга.

Этого человека с красивой удочкой и леской можно назвать фанатиком рыбной ловли. Хотя вся его рыбалка — курам на смех, и заранее известно, что у него на сковороде оказывается лишь самая мелкая рыбешка.

Говорят, что рыбалка для него — в конечном счете только предлог, отговорка. Да чего уж там — просто уловка, благовидный повод, чтобы ненадолго смыться из дома, где лютует самая зловредная из нерях, каких только видел свет.

Со злобной радостью он выуживает из воды самые разные предметы: железки, циновки, сандалии, старые кованые башмаки, утопленников, которые немедленно поднимают скандал вместо благодарности за спасение.

Поэтому если тебя обманет какая-нибудь блондинка и ты надумаешь найти себе пристанище в речных волнах, желая захлебнуться насмерть, а не просто вымокнуть, постарайся нырнуть подальше от его поплавка — а то он вытащит и тебя.

Если проказник-пескарь или плутовка-плотва в шутку позволят себя поддеть на крючок, добряк читает рыбке мораль за ребяческое поведение и прикрепляет ей к хвосту свою первоапрельскую шутку.

Если он выловит русалку, одну из этих потаскух — бабу ни рыба ни мясо — он с театральной жадностью сожрет сырым это прекрасное животное. Хорошая порция фосфора не может принести вреда.

Когда он умрет и Парка повезет его на своей лодке, форели, лососи с траурными повязками на хвостах скорбным эскортом проплывут по низовьям и верховьям, оставив всю реку пустой и обезрыбленной.

И тогда, в тоске и печали собрав свои снасти, все настоящие рыбаки ни с чем вернутся домой, щелкая от голода зубами, а их приятели будут над ними потешаться. Так им и надо, этим рыбакам!

12. Le pecheur — «Рыболов»

И еще одна песня в исполнении Жана Бертола. Она называется «Скептик». Помимо всего прочего песня интересна еще и тем, что это единственный блюз в творчестве Брассенса. Хотя он любил и ценил джаз и даже пел, всегда немного присвинговывая, что очень хорошо копирует Жан Бертола.

По содержанию же «Скептик» отчетливо перекликается со «Смертью за идею», которую мы сегодня слушали. Я бы даже сказал, что неприятие всякого рода идеологических клише здесь выражено еще более определенно и однозначно. Сомнению и осмеянию подвергается буквально все — никаким, как сейчас выражаются, позитивом тут и не пахнет. И в общем, непонятно, что можно противопоставить этому тотальному пессимизму. Разве что чувство юмора, которое Брассенса не покидает никогда. Слушая эту песню, начинаешь понимать слова, сказанные о Брассенсе его учителем и биографом Альфонсом Боннафе: «Это тревожный и потерянный человек, который всю жизнь строил творчество наперекор своему отчаянию».

В песне упоминается Жорж Куртелин — французский писатель и драматург, живший на рубеже 19 и 20 веков и писавший преимущественно юмористические и сатирические произведения.

Скептик (пер. В. Зайцева)

Как желчный Куртелин, что славой был обласкан,
Я в чаяньях людских изверился вполне
И, чтоб сей грустный факт полней предать огласке,
Готов весь день ходить с плакатом на спине:
«Не верю ни на грош я в эти ваши сказки!»
Бог. Дьявол. Страшный суд. Злодеям — пламень адский
На долгие века, а праведникам — рай.
Елей и просфора. Сочельники и пасхи.
Покаялся в грехах — спокойно помирай…
Не верю ни на грош я в эти ваши сказки!
Прогнозы карт Таро. Спириты в нервной тряске.
Гаданье на бобах и толкованье снов.
Магический кристалл. Решенья по подсказке
Астрологов, волхвов и прочих вещунов…
Не верю ни на грош я в эти ваши сказки!
Фемида, в судный час не снявшая повязки.
Улики налицо. Достойный приговор.
Допросы без битья, а при посредстве ласки.
Гражданские права. Не пойманный — не вор…
Не верю ни на грош я в эти ваши сказки!
Расстрел и эшафот как методы острастки
Насильников, убийц, садистов и громил.
Внезапно пережив момент душевной встряски,
Раскаяньем себя преступник истомил…
Не верю ни на грош я в эти ваши сказки!
Надгробный ритуал. Трагические маски.
«Он был прекрасный сын, заботливый отец,
Достойно прожил жизнь, шел первым в нашей связке,
Высокого ума и чести образец!..»
Не верю ни на грош я в эти ваши сказки!
Витии. Мастера словесной свистопляски.
Властители умов. Пророки и вожди.
И вздор любых мастей, оттенков и окраски,
И «Век златой грядет — молись, терпи и жди!»
Не верю ни на грош я в эти ваши сказки!
Но сколь блаженны те, что верят без опаски!..

13. Скептик

После выхода этого двойного альбома Жан Бертола не успокоился и вскоре выпустил еще один альбом, где были собраны некоторые незаписанные ранние песни Брассенса и несколько песен, к которым Брассенс не успел написать музыку, и ее написал Жан Бертола, очень хорошо, а местами даже неотличимо воспроизведя музыкальный стиль Брассенса.

Но к той песенке, которую мы сейчас послушаем, музыку написал сам Брассенс. Это чрезвычайно легко и изящно сделанная безделушка, явно выдуманная несерьезная песенка, никак не связанная с биографией Брассенса и, в общем, совершенно безыдейная. Ну разве что при желании в ней можно разглядеть его традиционный антифеминизм. Песня называется «Si sellement elle etait jolie» («Будь хотя бы она милашка»).

14. Милашка

И закончим мы наш вечер, как я и обещал, еще одной песней из 12-го альбома. Она называется «Trompe la mort» — «Обманувший смерть». Подстрочник Натальи Меерович.

Этот снег, все больше и больше покрывающий мою шевелюру, может навести на мысль, что я совсем состарился. Да что вы, дамы и господа! Это же просто пыль в глаза, это всего лишь комедия, это всего лишь пародия. Все это для того, чтобы усыпить бдительность времени, уговорить этого старого невежду, что самое плохое уже совершилось. А на самом деле под седым париком мои настоящие волосы, черные, как смоль, — еще не пришла пора моих прощаний.

И если я гляжу уже не так весело, как раньше, и не так крепко стою на ногах, если я бреду неуверенной, шаркающей походкой, не торопитесь сказать: он уже ни на что не годен, он еле ноги таскает. Это всего лишь комедия, это всего лишь пародия. Это все для того, чтоб обмануть время с его проклятым счетчиком, перетрясти песок в этих роковых песочных часах. А на самом деле я скачу двадцатилетним мальчишкой — еще не пришла пора моих прощаний.

И если мое сердце бьется реже и медленнее чем когда-то, если уже не с прежним рвением я бегаю за хорошенькими девицами, не думайте: он пресытился их ласками, их поцелуями. Это всего лишь комедия, это всего лишь пародия. Чтобы глупое время подумало, что кончены мои любовные забавы, что я ушел из большого спорта и больше не выйду на арену. Но я остался прежним молодцом, прежним весельчаком, прежним распутником — еще не пришла пора моих прощаний.

И если вдруг не сегодня-завтра вам покажется, что хоронят покойника, как две капли воды похожего на меня, не спешите топить суфлера в потоке слез. Это будет всего лишь комедия, всего лишь ложный уход со сцены. И вдруг — неожиданная развязка: когда, решив, что спектакль окончен, время снимет свою осаду, я — веселый и счастливый — поднимусь из гроба, чтобы вновь под крики «браво!» приветствовать публику. Еще не пришла пора моих прощаний.

В этой песне Брассенс снова использует свой излюбленный прием катартического противочувствования, когда произведение целиком рождает эффект, противоположный тому, что излагается на вербальном уровне. Мы все отлично понимаем, что пора прощаний уже пришла, что автор действительно немолодой и неизлечимо больной человек, что он больше никогда не выйдет на сцену.

В один из последних дней октября 1981 года я холодным дождливым вечером ждал троллейбуса около метро «Аэропорт». В те времена по городу были во множестве расставлены стенды с газетами, и около метро «Аэропорт», где было много писательских кооперативов, натурально, висела «Литературная газета». Я подошел к стенду и увидел некролог Брассенсу, подписанный Булатом Окуджавой. Я не стал читать некролог и не стал дожидаться троллейбуса, а, как писал Хемингуэй, «пошел домой под дождем».

15. Обманувший смерть