Жорж Брассенс, лекция первая^*

Сегодня мы проведем первый из трех вечеров, посвященных творчеству Жоржа Брассенса. И давайте для создания настроения начнем прямо с песни.

1. Je me suis fait tout petit

Помню, когда я впервые услышал голос Брассенса (а это было — страшно подумать! — сорок лет назад), я был настолько поражен этим неподражаемым глубоким баритоном, этой полной внутреннего достоинства сдержанной и ироничной манерой исполнения, что, как говорится, с первого взгляда полюбил его на всю жизнь.

К сожалению, Жоржа Брассенса, безоговорочно признанного во всем мире как эталонного представителя своего жанра, у нас, за исключением, может быть, сотни-другой фанатичных поклонников, понимающих французский, не знают совсем. Да и послушать его, собственно, негде. Дисков в продаже практически нет, никакие радиостанции в ротации его не крутят. Правда, с появлением интернета каждый желающий может найти, послушать (и даже посмотреть живое исполнение) Брассенса в неограниченном количестве и совершенно бесплатно. Но ведь надо знать, что искать.

А между тем его значение для французской песни можно без малейшего преувеличения уподобить значению Пушкина для русской литературы. И подобно нашему первому поэту, Брассенс довольно плохо поддается переводу на другие языки, в чем сегодня вы убедитесь сами. Так что рассказ о нем и его песнях будет у нас весьма основательным и серьезным. Одним вечером тут едва ли удастся ограничиться. Не потому, что я хочу долго и занудно рассказывать о творчестве Брассенса. Вообще, рассказывать про певца людям, которые его не слышали, — занятие неблагодарное. Получается, как в том анекдоте про Карузо и Рабиновича. Про песни не надо рассказывать — их надо слушать, и я просто хочу, чтобы вы услышали как можно больше его прекрасных песен. Но кое-что рассказать все-таки надо.

Цикл вечеров о Жорже Брассенсе я решил построить следующим образом. Для начала я все-таки немного расскажу о нем, а потом мы будем просто слушать песни, которые я буду переводить и по возможности комментировать.

Так называемый канон Брассенса состоит из 12 виниловых альбомов, вышедших за двадцать три года — с 1953-го по 1976-й. И на каждом вечере мы будем слушать избранные песни из первой, второй и третьей четверки. Назовем их условно ранним, зрелым и поздним периодами, хотя это разделение действительно очень условно, и песни с первых четырех альбомов ничуть не менее зрелые, чем все последующие. Отчасти это связано с тем, что Брассенс довольно поздно начал — в 1953 году ему было уже 32 года. Хотя, конечно, кое-в чем эти периоды все же отличаются, но об этом мы поговорим по ходу дела.

Итак, Жорж Брассенс родился 22 октября 1921 года в Сете, маленьком городке на юге Франции, и умер от рака почек 29 октября 1981 года ровно через неделю после своего шестидесятилетия. Таким образом, в этом году мы отмечаем и 90 лет со дня его рождения и 30 лет со дня его смерти. Во Франции эти даты отмечаются примерно так же, как у нас пушкинские годовщины.

Отец Брассенса — француз, строительный подрядчик и воинствующий атеист, мать — неаполитанка и не менее воинствующая католичка. Тем не менее семейная обстановка в доме была очень теплой, и там всегда звучала музыка, главным образом благодаря матери, которая вследствие неаполитанского происхождения имела тягу к традиционным песням своей родины и мелодиям мандолины. Именно на этом инструменте Жорж получил начальные навыки, которые позже он разовьет уже на гитаре.

В школе Брассенс учился, мягко говоря, посредственно, но очень рано увлекся поэзией, чему во многом способствовал его преподаватель французского языка Альфонс Боннафе, который впоследствии (с 1963 года) станет первым биографом певца. В школьные годы Брассенс сочиняет несколько поэм и тексты к песням, которые он стилизует под народные. В это же время он создает маленький оркестр под названием «Джаз», который выступает на городских праздниках. Брассенс сидит за ударными.

Когда Брассенсу было 17 лет и он уже учился в колледже родного города Сета, он по молодости лет попал в довольно неприятную историю, отчасти схожую с той, в которую примерно в том же возрасте угодил наш Евгений Баратынский. Кому в юности не нужны карманные деньги? И вот Жорж с несколькими своими приятелями начал заниматься мелкими кражами. Причем воровали они всякую мелочевку из домов своих собственных родителей, а потом перепродавали в соседнем городке. В частности, Жорж украл колечко и браслет своей сестры. Разумеется, вскоре они попались. Впрочем, до уголовного наказания дело не дошло, все это благодаря заступничеству отца Жоржа удалось как-то замять, но из колледжа пришлось уйти.

После этого Брассенс, с год проболтавшись без дела, в начале 1940 года отправляется искать счастья в оккупированный немцами Париж, где живет первое время у своей тетки Антуанетты. Там он тоже ведет довольно неопределенный образ жизни, известно, в частности, что он три месяца отработал на заводе Рено. В 1942 году Брассенс издает на деньги родных тоненький сборник своих стихов, который прошел совершенно незамеченным. А в 1943 году его отправляют на принудительные работы в Германию в городок Бансдорф, откуда через год он сбегает в Париж обратно к тетке. Но та, однако, не жаждет нарываться на возможные крупные неприятности с оккупационными властями и договаривается со своей подругой Жанной Планш, что племянник поживет пока у нее, в тупике Флоримон, на улице Алезия, где Жанна жила со своим мужем Марселем. Очень скоро Жанна становится Брассенсу фактически второй матерью. Она заботится о нем, принимает его друзей, делится всем, чем может, и верит в успех его песен, когда и речи о будущем признании еще не идет.

Брассенс прожил у Жанны более 20 лет и жил бы еще, если бы не одна отчасти экстравагантная история. Уже будучи прославленным, знаменитым, имея кучу денег, он продолжал жить в месте, совершенно не подходящем его статусу. Когда лет 15 назад я увидел этот дом, он представлял собой совершенно трущобную развалюху, но и в те времена, когда там жил Брассенс, он едва ли годился для жилья знаменитости.

А история была такая: в 1965 году на Жанну Планш обрушиваются буквально тридцать три несчастья. Сначала умирает Марсель, потом Жанна ломает шейку бедра, потом заболевает воспалением легких. Когда она наконец из всего этого выкарабкивается, она вдруг сообщает Брассенсу, что вот, мол, Марселя уже нет, а Жорж бывает дома редко, ей скучно и одиноко, и поэтому она решила выйти замуж. Причем ей в то время было 75 лет, а жениху — 37. Тщетно Жорж пытается ей внушить, что не надо выходить замуж за человека моложе ее на 35 лет. Жанна гордо заявляет, что не на 35, а на 38, они венчаются тайком в церкви и на следующий день отправляются в свадебное путешествие в Бретань, причем счастливый молодожен сидит за рулем мотоцикла, а Жанна — на заднем сидении, одной рукой ухватившись за мужа, а другой держа клетку с попугаем. Поступок, между прочим, вполне достойный героя какой-нибудь песенки Брассенса, но сам автор почему-то этого не оценил, а окончательно оскорбился и перебрался жить в другое место — достаточно, впрочем, недалеко. Он купил квартиру по соседству, буквально в десяти минутах ходьбы. Рядом с этим домом теперь разбит очень симпатичный парк имени Брассенса. Впрочем, в своем новом браке Жанна прожила недолго, через три года она умирает.

Но все это случилось гораздо позже, а в послевоенные годы Брассенс живет в Париже, пишет стихи и песни, сотрудничает в анархистских журналах. Пытается выступать со своими песнями в разных кабаре, но ни малейшего успеха не имеет.

Его первые выступления в кабаре и ресторанах заканчивались полным провалом. Публика того времени была приучена к артистам, которые перед ней заискивали, расшаркивались. А этот усатый, грузный, неуклюжий, похожий на дровосека невежда, стремительно выходил на сцену, ставил ногу на стул, гитару на колено и, обливаясь потом, проговаривал свои возмутительные песенки. Это было очень непривычно.

Наконец, когда ему было за тридцать и он почти потерял надежду пробиться, хотя многие песни, ставшие впоследствии классическими, были уже написаны, им заинтересовалась известная певица Паташу, у которой было свое кабаре на Монмартре. Сначала она включила в свой репертуар некоторые песни Брассенса, но большинство его песен ну никак не годились для женского исполнения. И 12 марта 1952 года Паташу вывела на сцену своего кабаре самого Жоржа Брассенса, хотя он после неоднократных прежних провалов этому активно сопротивлялся. Но Паташу все же как-то сумела его уломать и предварила его выступление такими словами: «Хочу представить вам Жоржа Брассенса. Он не умеет петь, не умеет играть на гитаре и не умеет держаться на сцене, но послушать его стоит». Впоследствии Брассенс не раз говорил, что он всем обязан Паташу.

Это выступление неожиданно для самого Брассенса имело большой успех. И началась, как сейчас говорят, раскрутка, пошли концерты, контракты, гастроли, стали выходить пластинки.

Собственно, на этом биография Брассена, по сути дела, кончается. В дальнейшей его жизни событий было уже не много. Он жил в Париже, писал песни, выступал с концертами, записывал диски. В 1967 году он, единственный из всех французских шансонье, получил поэтическую премию Французской академии. Брассенс никогда не был женат, и у него не было детей. Он вел чрезвычайно замкнутый образ жизни, общался только с узким кругом своих старых друзей, сторонился всякой публичности и, будучи уже при жизни невероятно популярным и признанным классиком, почти никогда не появлялся на телевидении, избегал светских тусовок и выступлений в прессе. В наше время такое трудно себе представить. Причем популярность его была действительно поразительной. Пластинки расходились во всем мире миллионными тиражами (только при его жизни было продано 20 с лишним миллионов), на его концерты было невозможно попасть. Вот, к примеру, один факт: в 1966 году за месяц с небольшим — с 16 сентября по 23 октября — он при абсолютных аншлагах дал в огромном зале парижского Национального театра 32 сольных концерта (то есть почти каждый день), которые посетило более 100 000 человек.

Но давайте все-таки перейдем к песням. Честно говоря, мне и самому не терпится. Сегодня мы поговорим о песнях с первых четырех виниловых альбомов.

Все сборники стихов Брассенса открываются его во многом программной песней «Дурная репутация». Так назывался и его первый виниловый альбом, выпущенный в 1953 году. Давайте и мы начнем с этой песни. Жорж Брассенс — прежде всего великий французский поэт, стоящий в одном ряду с такими гигантами, как Бодлер, Верлен, Гюго и проч. И в его песнях огромное значение имеют тексты. Поэтому я буду стараться предварять каждую песню поэтическим переводом или хотя бы подстрочником. Итак, «Дурная репутация» (перевод совместный — мой и Алексея Прокопьева).

В деревне каждый на виду,
Но это мне лишь на беду.
Хоть вроде хлеб чужой не ем,
А все слыву бог знает кем.
И кому б я мог досадить, ей-богу,
Если выбрал в жизни свою дорогу?
Но наш не жалует народ
Тех, кто живет наоборот.
Нет, наш не жалует народ
Тех, кто живет наоборот.
Меня клянут все на чем свет —
Немых у нас в деревне нет!

В полдневный зной, в июльский день (Здесь имеется в виду 14 июля, День взятия Бастилии — национальный праздник Франции).
На площадь мне тащиться лень.
Маршировать плечом к плечу
С толпой соседей не хочу.
И кому б я мог досадить, ей-богу,
Если не шагаю со всеми в ногу?
Но наш не жалует народ
Тех, кто с народом не орет.
Нет, наш не жалует народ
Тех, кто с народом не орет.
Все тычут пальцами мне вслед —
У нас в краю безруких нет!

Что за беда, коль юный вор
В саду десяток яблок спер?
А старый скряга свору псов
На парня натравить готов.
Тут уж я сдержаться не мог, ей-богу,
Старого хрыча проучил немного.
Но не похвалит наш народ,
Коль ты вступился за сирот.
Нет, не похвалит наш народ,
Коль ты вступился за сирот.
С дубьем за мной бежали вслед —
У нас в краю безногих нет!

К чему семь пядей мне во лбу,
Чтоб предсказать свою судьбу?
Таких, как я, порядка для
Ждет сук и крепкая петля.
А кому б я мог досадить, ей-богу,
Если в Рим святой не нашел дорогу?
Но наш не жалует народ
Тех, кто попам не смотрит в рот.
Нет, наш не жалует народ
Тех, кто попам не смотрит в рот.
Глазеть на казнь придет весь свет —
Слепых у нас в округе нет!

2. La mauvaise reputation

Другой песней, принесшей Брассенсу славу и несколько скандальную известность, стала знаменитая «Горилла». Вообще, французской песне всегда была присуща некоторая фривольность, но Брассенс в этом деле совершил буквально революцию. Тематика и способы выражения во многих его песнях шокировали даже видавшую виды французскую публику. Если было нужно и даже порой там, где без этого можно было и обойтись, Брассенс, совершенно не стесняясь, выражался по французской матери открытым текстом. Хотя французский мат, в отличие от его русского эквивалента, все-таки не несет такой вульгарной экспрессии и вообще имеет несколько иную эмоциональную окраску. Это во многом связано с тем, что во Франции всегда была очень влиятельна католическая церковь и, к примеру, еще в середине 20 века выражение «черт побери» считалось гораздо более табуированным и грубым, чем любая матерщина. Но, уверяю вас, и для французского уха то, что позволял себе Брассенс, звучало в достаточной мере шокирующе и непристойно. Впрочем, в «Горилле» нецензурных выражений еще нет, но сюжет, мягко говоря, экстравагантный. До такой степени, что первые несколько лет эта песня была даже запрещена для трансляций по радио, что, разумеется, только добавляло ей популярности. Как мы видим, цензура существовала и в свободной Франции. Подстрочник Натальи Меерович.

Через весьма толстую решетку все окрестные дамы созерцали могучего самца гориллы. Причем нимало не опасаясь общественного мнения и с изрядной долей бесстыдства, эти кумушки разглядывали то самое место, которое моя матушка строго-настрого запретила мне здесь упоминать.

Берегись гориллы!

Ни с того ни с сего закрытая клетка, где обитало прекрасное животное, вдруг открылась. Я думаю, потому что ее плохо заперли. И обезьяна, вышедши из клетки, изрекает: «Вот сегодня-то я ее и потеряю!» Он имел в виду свою девственность, как вы, наверно, догадались.

Берегись гориллы!

Растерявшийся хозяин зверинца воскликнул: «Черт побери! Это ужасно, ведь мой горилла еще никогда не видел самки!» Как только женская половина публики узнала эту новость, вместо того чтобы ловить момент, все дамы резво бросились наутек.

Берегись гориллы!

Даже те, кто совсем недавно жадно глазел на мужские достоинства самца, теперь убегают со всех ног. Странная логика — ведь горилла сто очков вперед даст любому мужику (И многие вам это подтвердят!)

Берегись гориллы!

Все бегут кто куда, кроме одной древней старушенции и одного молодого судьи в длинной судейской мантии. Ничего не поделаешь — увидав, что все попрятались, четвероногий устремился вразвалочку к этим двум.

Берегись гориллы!

«Надо же, какая неожиданность! — молвила старушка. — Оказывается, я могу еще кому-то понравиться». Судья же невозмутимо изрек: «Чтоб меня приняли за мартышку? Абсолютно исключено». Дальнейшее показало, что он ошибался.

Берегись гориллы!

Представьте себе, друзья, что перед вами встал бы такой выбор. Кого бы вы решили трахнуть из этих двух — судью или старуху? Если бы подобная альтернатива стояла передо мной, то я, безусловно, все-таки выбрал бы старуху.

Берегись гориллы!

Но, к несчастью, если по части потенции Горилла достоин всяческих похвал, то во всем остальном, как известно, он не блещет ни умом, ни вкусом. Поэтому, вместо того чтобы выбрать старушку, как поступил бы любой на его месте, он схватил за ухо судью и поволок его в кусты.

Берегись гориллы!

Дальнейшее было весьма забавным — не могу, к сожалению, описать вам все в подробностях. Судья в самый ответственный момент кричал «мама!» и горько плакал. Точно так же, как тот человек, которого этим утром он приговорил к гильотине.

Берегись гориллы!

3. Le gorille

А в 1953 году Брассенс совершил в некотором роде революцию — на концерте в фешенебельном парижском концертном зале «Олимпия» в его исполнении впервые со сцены прозвучало сакраментальное слово из трех букв. Впрочем, это французское слово из трех букв не вполне соответствует русскому слову из трех букв. Более того: терминологически и гендерно оно в некотором смысле противоположно нашему и соответствует русскому слову из пяти букв. А в переносном смысле оно, по странному капризу французского языка, соответствует другому русскому слову (тоже из пяти букв), характеризующему, как это ни странно, неумного мужчину. Есть, однако, в нашем языке и этимологически гораздо более близкое французскому оригиналу русское слово из шести букв, характеризующее такого же мужчину, но оно употребляется гораздо реже. Если кто-то не понял, то все разъяснения могу дать в приватном порядке.

Словом, если отбросить эти бесконечные эвфемизмы, то речь идет о вполне невинной песенке Жоржа Брассенса «Маринетта», которую я сейчас рискну вам предложить в своем переводе и даже в своем исполнении.

4. Маринетта

Надо сказать, что в бытность мою работником Дома культуры Московской окружной железной дороги я эту песенку (правда, по-французски) не раз исполнял на детских утренниках, рассказывая детишкам, что это песенка про упрямую и непослушную французскую девочку Маринетту, которая умерла из-за своего упрямства.

Жорж Брассенс, будучи сам прекрасным и поистине виртуозным поэтом, тем не менее часто писал песни на стихи классиков французской поэзии: Вийона, Корнеля, Ламартина, Гюго, Верлена, Жана Ришпена, Поля Фора, Луи Арагона и других. И в его собственных песнях огромное количество аллюзий, скрытых или как-то обыгранных цитат из Мольера, Малларме, Валери, Аполлинера, Элюара и так далее. По обилию литературных ассоциаций, по поэтическому мастерству Брассенса в русской песне можно сравнить разве что с Галичем. Но, к сожалению, русскому слушателю, мало знакомому с текстами, да и с персоналиями французской поэзии, вся эта изысканная литературная игра мало что говорит. У нас и свою-то поэзию знают очень приблизительно. Вот помню в 1999 году, когда праздновался 100-летний пушкинский юбилей, на ТВ провели эксперимент. Ведущие ходили по улицам и просили прохожих прочесть какую-нибудь строчку из Пушкина. Так вот, чаще всего звучало «Выхожу один я на дорогу» и «Ты жива еще, моя старушка».

Однако не надо думать, что Брассенс был певцом для элиты, для избранных. Он при всем этом ориентировался на самую широкую публику и, хорошо понимая, что она (как и в России) не слишком хорошо знает высокую поэзию, тем не менее не боялся писать песни на такие стихи. Сейчас мы послушаем его песню на знаменитое стихотворение легендарного французского поэта 15 века Франсуа Вийона «Баллада о дамах прошедших времен», но сначала хочу прочесть перевод этого классического стихотворения, сделанный в еще начале ХХ века Николаем Гумилевым:

Скажите мне, в какой стране,
Прекрасная римлянка Флора,
Архипиада… Где оне,
Те сестры прелестью убора;
Где Эхо, гулом разговора
Тревожащая лоно рек,
Чье сердце билось слишком скоро?
Но где же прошлогодний снег?

И Элоиза где, вдвойне
Разумная в теченьи спора?
Служа ей, Абеляр вполне
Познал любовь и боль позора.
Где королева, для которой
Лишили Буридана нег
И в Сену бросили, как вора?
Но где же прошлогодний снег?

Где Бланш, лилея по весне,
Что пела нежно, как Аврора,
Алиса… О, скажите мне,
Где дамы Мэна иль Бигорра?
Где Жанна, воин без укора,
В Руане кончившая век?
О Дева Горного Собора!..
Но где же прошлогодний снег?

Посылка

О принц, с бегущим веком ссора
Напрасна; жалок человек,
И пусть нам не туманит взора:
«Но где же прошлогодний снег?»

Думаю, мало кому из нас что-то говорят все эти женские имена. Французам, уверяю вас, тоже. Причем Брассенс вдобавок пел эту песню на старофранцузском языке, который довольно сильно отличается от современного французского. Не настолько, конечно, насколько церковно-славянский отличается от русского, но все же довольно сильно. И тем не менее эта песня стала одной из самых популярных песен Брассенса, неоднократно входила в хит-парады и т. д. Попробуйте себе представить, что кто-то из российских бардов написал бы что-нибудь похожее. Его бы просто не поняли. На Руси, впрочем, в 15 веке поэтов еще не было, но пусть не 15-й, пусть даже 18-й — какой-нибудь Хемницер или Тредиаковский. Все равно представить себе это невозможно.

5. Ballade des dames du temps jadis

Вообще, литературность, связь с национальной (в том числе и с фольклорной) поэзией — одно из основополагающих качеств песен Брассенса. Причем литературность эта проявляется не только в обильных цитатах, в несколько старомодном даже для своего времени условно-поэтическом словаре (который, как я уже говорил, он не стеснялся порой разбавлять крайне грубыми вульгаризмами, а то и открытой матерщиной), но и в том, что практически каждая его песня — это стилизация, парафраз или пародия, а порой и все одновременно. Иногда на какое-то конкретное произведение, иногда на какой-то жанр или стиль в целом. Это может быть стилизация под куртуазный романс 17 века, под пасторали и фольклорную лирику 15–16 веков, под возвышенные серенады трубадуров, под грубоватые песенки вагантов, под веселые мотивы первых парижских кафешантанов конца 18 века. Вот, к примеру, как он переложил на современный лад классический сюжет «Баллады о толстухе Марго» того же Франсуа Вийона. Песня называется «Исповедь раскаявшегося сутенера». Перевод Владислава Зайцева.

Приметив круп ее крутой
И взгляд нелживый,
Себе сказал я сразу: «Стой!
Тут быть с поживой!»
Но так промямлила она
«Пройдемся, котик?»
Что стало ясно: не сильна
Пока в охоте.
В ее глазах горел огнем
Талант к пороку,
Но без сноровки в нем одном
Не много проку.
Ведь в шлюхи выйти потрудней,
Чем стать монашкой.
Остаться можно за пять дней
С одной рубашкой.
И чтоб помочь ей на пути
Таком негладком,
Я дал возможность расцвести
Ее задаткам.
Я научил ее ловчей
Крутить боками
И носом чуять богачей
С их кошельками.
«В искусстве ловли хитрость в том,
Чтоб выбрать способ,
Когда и как крутить хвостом», —
Изрек философ.
Негоже действовать одним
Простым манером
С врачом, чиновником, портным,
Пенсионером.
И вот, обученная мной,
Она старалась,
А я от выручки дневной
Себе брал малость.
Так мы союз скрепили свой
Доходным делом,
Где я, понятно, был главой,
Она же — телом.
Когда ж домой случалось ей
Ни с чем являться,
Не мог снести я, ей-же-ей,
Такого блядства.
Должно быть, снится до сих пор
Распутной твари,
Как неуютно было мор-
Дой в писсуаре.
Но наш альянс был прерван про-
Зою банальной:
Настиг недуг бедняжку про-
Фессиональный.
Как все интимные друзья
Ее утробы,
Смог кое-что узнать и я
Про те микробы.
Пройдя инъекций полный курс
С его рутиной,
Я к ремеслу утратил вкус
Необратимо.
Она, как водится, в слезу,
Но я дал слово
На добродетели стезю
Вернуться снова.
Тогда, лишенная тепла
Моей опеки,
Она в бордель служить пошла,
Где за копейки
С любым легавым спать должна…
Поэты правы:
Как изменились времена,
Как пали нравы!

6. LE MAUVAIS SUJET REPENTI

Музыкально песни Брассенса, как правило, несложны, но всегда красивы, и почти в каждой из них есть какая-то мелодическая или гармоническая изюминка, чем они выгодно отличаются от песен многих наших бардов, часто написанных примерно на одну и ту же мелодию и в одном и том же примитивном гармоническом квадрате. При этом музыкально Брассенс был, можно сказать, аскетом. Он пел под одну свою гитару, контрабас без преувеличения великого контрабасиста Пьера Николя и иногда к этому дуэту добавлялся соло-гитарист — чаще всего Жоэль Фавро. Такого состава он придерживался всю жизнь, хотя с ним сочли бы за великую честь работать лучшие французские оркестры и аранжировщики, которые были без преувеличения большими мастерами своего дела. Вот послушайте очень изысканную песенку, которая называется «Влюбленные, что целуются на скамейках». По содержанию в ней нет ничего особенного, но поверьте мне на слово, что у этой песни довольно сложная строфика и большое количество внутренних рифм. И вдобавок она очень изящно выстроена мелодически и гармонически.

Многие думают, что уличные скамейки поставлены для старых импотентов и инвалидов. Но это чушь собачья. На самом деле они поставлены, чтобы на них время от времени обретались влюбленные парочки.

Припев: Влюбленным, которые лижутся на уличных скамейках, плевать на косые взгляды добропорядочных прохожих. Они пылко твердят друг другу «я тебя люблю», и их мордочки очень симпатичны.

Они держатся за руки и представляют себе свою будущую комнату с обоями в голубой цветочек. Она что-то шьет, он курит и оба думают, как назвать первого ребенка.

Если мимо пройдет почтенное семейство (отец, мать, дочь, сын и даже дух святой), родители сейчас укажут этим грубиянам на их скверное поведение, хотя в глубине души они сами не прочь вот так посидеть вдвоем на скамейке.

Но пройдет время и опалит их прекрасные мечты, их небосвод затянется серыми тучами, и тогда они поймут, что то было лучшее время их любви.

Вот, собственно, и все. Но послушайте, как это звучит:

7. Bancs public

Впрочем, Брассенс писал стилизации и пародии не только на жанры и стили давно минувших лет. В его репертуаре есть и песни в духе французского мюзик-холла 30-годов, в духе до сих пор очень популярного во Франции стиля «java» (как, например, предыдущая песня про влюбленных на скамейках), есть у него даже вполне блюзовые вещи. Вообще, Брассенс буквально с детских лет очень любил джаз, и многие его мелодии и гармонии написаны в джазовом духе. Да и пел он всегда, немного присвинговывая.

Сейчас я хочу показать вам еще одну такую стилизацию. Это парафраз стихотворения очень популярного в свое время французского поэта и шансонье 19 века Густава Надо. Оно называлось «Каркассон» (это такой маленький городок на юге Франции), и в этом стихотворении рассказывалось о человеке, который всю жизнь мечтал увидеть город Каркассон, объехал весь свет, но нигде не мог его найти, а когда наконец нашел, то умер от счастья и так его и не увидел. Это отчасти классический традиционный сюжет французской юмористической поэзии. Песня Брассенса по форме, по количеству строк и по сюжету почти точно повторяет это стихотворение, но только называется она «Пупок жены сотрудника полиции». Между прочим, у Брассенса в его юношеской повести «Башня чудес» есть еще один, причем гораздо более фривольный вариант пародии на это стихотворение. Он называется «Он не изведал гонореи». Там все то же самое, только человек всю жизнь безуспешно мечтал подцепить гонорею, перетрахал всех баб в округе, переболел всеми известными и неизвестными венерическими болезнями, но вот гонорея ему как назло все не попадалась. И вот наконец он встретил женщину, которая ему сказала: «Пойдем ко мне, найдешь что надо». И кончается эта пародия так:

И в дом едва успев войти,
Полез он на нее, зверея,
Но дуба дал на полпути
И не изведал гонореи.

(Перевод Владислава Зайцева.)

А песню «Пупок жены сотрудника полиции» я снова рискну предложить вам в своем переводе и в своем исполнении. Но перед этим хочу сказать, что со времен юношеского увлечения анархизмом у Брассенса осталась стойкая неприязнь к представителям закона вообще и полиции в особенности. В песне «Горилла» вы уже могли заметить, как, мягко говоря, неуважительно он обошелся с судьей. Теперь настал черед полицейского.

8. Пупок жены сотрудника полиции

Помимо литературности у песен Брассенса есть еще одно отчасти вытекающее из этой литературности качество. Я говорю о его поэтической виртуозности. Повторяю, в русской песне (да и не только в русской) я не знаю ни одного автора, кроме разве что Галича и, может быть, отчасти Щербакова, который бы так блестяще, на таком высочайшем уровне владел стихом, рифмой, короче, всем арсеналом поэтического мастерства. В качестве иллюстрации поэтической виртуозности Брассенса я хочу сейчас поставить одну его очаровательную песенку. Она называется «Башмаки Елены», и, кстати говоря, это тоже парафраз. В ней обыгрывается старинная французская народная песня 16 века «En passant par la Lorraine». Это такая в общем-то незатейливая песенка в фольклорном духе. В ней, в общих чертах, говорится о том, что у некой Елены грязные башмаки, мятая юбка и так далее, но если с нее все это снять, то окажется, что она прекрасна, как королева. Но для Брассенса, который стремится превратить почти любое свое стихотворение в версификационный tour de force, всегда важно не что, а как. Так вот, в этой коротенькой по времени звучания песне довольно много текста. Если быть точным, то в ней шесть куплетов по десять строчек в каждом. То есть всего 60 строк. И эти 60 строк с весьма, заметим, прихотливой строфикой написаны всего на трех рифмах. Уверяю вас, это невероятно сложно, если, конечно, делать это на высоком уровне, без натяжек, ходульностей и проч. Во всяком случае в современной песне ничего даже близко стоящего к такой высокой поэтической технике я не встречал. Впрочем, для Брассенса это не предел. К примеру, у него есть песня «Кларетта и муравей», в которой 48 строк легко, изящно и непринужденно написаны всего на двух рифмах. Но давайте все-таки послушаем «Башмаки Елены». Тем более, что это вдобавок любимая песня моей жены.

9. Les sabots d`Helene

Или вот, к примеру, пародия на французскую пастораль 17 века. Песенка называется «Ловля бабочек». Это вполне международная идиома — сравните хотя бы наше «на хутор бабочек ловить». Песенка вполне незатейливая, хотя и забавная, но еще раз хочу обратить ваше внимание на то, что в 32-х ее строках используются только две рифмы. То есть опять наблюдается безусловное и абсолютное преобладание изысканной поэтической формы над простоватым содержанием. И таких изящных безделушек у Брассенса довольно много. Подстрочник выглядит примерно так:

Проказник в расцвете лет, быстроногий, с шаловливыми глазами и с устами, полными веселых шуток, отправился ловить бабочек.

Когда он шел по деревне, ему встретилась Сандрильона (Золушка) и сказала: «Привет, тебя мне прямо бог послал. Я пойду с тобой ловить бабочек».

Сандрильоне не терпелось вырваться из своей клетки, она надела новое платье и сапожки, и понемногу они приближались к тенистой роще, где предполагали ловить бабочек.

Они не знали, что под сенью дерев прячется любовь и возбуждает сердца людей их возраста, сердца любителей ловли бабочек.

Короче, когда он стал чересчур нежен, она ему сказала: «Я смотрю, ты собираешься ловить бабочек в складках моей нижней юбки и в недрах моего корсажа».

Весь в огне, он закричал «Будь умницей!» и своими губами заткнул ей рот наподобие кляпа. Тут началась такая веселая суматоха, что им уже стало не до ловли бабочек.

В них пробудилась такая страсть, что, вернувшись в деревню, они поклялись друг другу еще миллион, миллиард раз и даже больше ходить на ловлю бабочек.

Но за этой любовью они не заметили, как настала осень — носительница печали. Тенистая роща облетела, и там не стало больше бабочек.

10. Ловля бабочек

А сейчас вы услышите, наверно, самую знаменитую песню Брассенса. Это «Песня для овернца», посвященная его друзьям Жанне и Марселю Планш, которые были родом из французской провинции Овернь и в доме которых, как вы помните, он долго жил.

Так сложилось, что мое знакомство с Брассенсом в далеком 1971 году, когда я еще ни слова не понимал по-французски, началось именно с этой песни. Причем это была довольно романтическая история. У моего школьного приятеля, которого забрали в армию, была девушка, и он перед уходом попросил меня ее навещать, чтобы она не скучала. А мама этой девочки преподавала французский в инязе, а до этого некоторое время жила во Франции, откуда привезла довольно много французских пластинок — в основном еще сорокопяток. И среди них были пластинки с песнями Брассенса, и самая красивая из всех — «Песня для овернца». Она мне до такой степени понравилась, что я стал ходить к этой девушке чуть ли не каждый день, и чем эти хождения кончились, нетрудно себе представить.

Помимо того, что это просто прекрасная и очень красивая песня, я хочу сказать о ней вот что. Брассенс был не просто агностиком, он был, подобно своему отцу, воинствующим антиклерикалом, и «служителям культа» в его песнях доставалось порой похлеще, чем полицейским и судьям. Но, пожалуй, у Брассенса при всем его вольнодумстве и хулиганстве, как у никакого другого поэта, проявляется христианское милосердие и сострадание к ближнему. Это чувствуется в очень многих его песнях, но «Песня для овернца» все-таки самая яркая. Ее я тоже хочу предложить вам в своем переводе и исполнении, хотя оно, конечно, сильно уступает оригиналу.

11. Песня для овернца

Я уже говорил, что Брассенс нередко сочинял песни на стихи классиков французской поэзии. Причем зачастую он выискивал далеко не самые известные, а порой и вовсе маргинальные тексты. Хочу показать вам одну такую песенку на стихи Поля Верлена. Верлен, как известно, был музыкальнейшим поэтом, и писать песни на стихи таких поэтов — дело неблагодарное. Там хватает своей музыки, которая обычно вступает в конфликт с той, что навязывается извне.

Брассенс написал только одну песню на стихи Верлена, причем выбрал далеко не самое известное, очень изысканное и, сколько мне известно, не переведенное на русский язык стихотворение. Оно называется «Коломбина»:

Простак Леандр, Пьерро, как блоха, скачущий через кусты, прохвост Арлекин выделываются перед ней в своих немыслимых костюмах, блестя глазами из-под масок.

До, ми соль, ми, фа — так устроен этот мир. Смейся, пой, пляши перед этим хрупким и недобрым созданием.

А она, оглядывая своими развратными кошачьими зелеными глазами свои прелести, будет говорить: «Лапы прочь!».

Несносное дитя! Ее юбки, ее роза в шляпке превращает в дураков толпу ее поклонников.

12. Коломбина

В 1957 году Брассенс единственный раз за всю жизнь снялся в кино, в фильме знаменитого режиссера Рене Клера «Porte de Lilas» («Сиреневые ворота» — так называется окраинный район Парижа неподалеку, кстати говоря, от тех мест, где жил Брассенс). В российском прокате фильм назывался «На окраине Парижа». Сыграл он анонимного персонажа, которого все зовут просто Артист, а по сути дела — самого себя. Он, собственно, никак не участвует в сюжете фильма, а просто время от времени появляется в кадре и поет под гитару свои песни. Фильм этот, снятый в духе эдакого французского неореализма, хотя и был довольно популярен в свое время, ничего особенного из себя не представлял и скорей всего благополучно канул бы в Лету, если бы не участие в нем Брассенса. Сейчас я хочу, чтобы вы послушали одну из песен этого фильма, которая так и называется «Сирень». В ней, к слову, как и в башмаках Елены, девять куплетов связаны одной сквозной рифмой.

Когда я иду в цветочную лавку, я всегда покупаю только сирень. Эта песня грустна, потому что любви больше нет.

Поскольку я был в некотором роде влюблен в эти цветы, то и в Париж я вошел через Сиреневые ворота.

В то время сирени практически не было, почти не было и мужчин — все погибли на войне, перешли, так сказать, в мир иной.

Там я встретился с одной местной красоткой и попытался привить ей мою любовь к сирени.

Помечаю белым крестиком тот день, когда она от меня упорхнула, перескочив, так сказать, на другую ветку сирени.

Бедная любовь села на мель. Ее переехало время, а время — это варвар похуже Аттилы.

В сердца, по которым прошел его конь, любовь уже не вернется. На все четыре стороны света он оставляет за собой пустыню.

Итак, наша любовь умерла, упорхнула и оставила свой ключик под Сиреневыми воротами.

Воскресная малиновка, по которой я настраиваю свое «ля», перескочила на другой куст сирени.

13. Les lilas

И еще одна песня из фильма «Сиреневые ворота». Ее название на русском языке звучит немного вычурно — она называется «В лесу моего сердца», хотя на французском это вполне традиционная и даже немного просторечная метафора. Эта очень красивая песня посвящена мужской дружбе, и таких песен у Брассенса немало, некоторые мы еще послушаем на наших следующих вечерах. Брассенс вообще был верным другом и умел дружить. Причем среди его близких друзей были и такие известные люди, как, например, знаменитый киноактер Лино Вентура, и люди совершенно незнаменитые, друзья детства, молодости, коллеги по немецкому трудовому лагерю.

Подстрочник этой песни выглядит примерно так:

В лесу Кламар цветы цветут, в моем сердце живут друзья.
Хотя я вовсе не слыву добросердечным человеком.

В лесу Венсен цветы цветут, в моем сердце живут друзья.
Когда у меня кончается вино, они не брезгуют пить мою воду.

В лесу Медон цветы цветут, в моем сердце живут друзья.
Они сопровождают меня в мэрию каждый раз, когда я женюсь.

В лесу Сен-Клу цветы цветут, в моем сердце живут друзья.
Каждый раз, когда я умираю, они приходят на мои похороны.

В этой песне упоминаются названия лесов (или, точнее, лесопарков), расположенных вокруг Парижа (сейчас, впрочем, они уже в черте города), но почему-то не упомянут самый знаменитый из них — Булонский.

14. Au bois de mon coeur

Брассенс в своих песнях довольно часто упоминает вино, но в отличие от большинства российских бардов это был для него больше антураж, поэтический символ. Сам он пил очень мало, потому что с молодости страдал почками, что и свело его в безвременную могилу. И наша российская поэтическая удаль с рваньем на себе и на собеседнике рубахи была ему совершенно не близка. И в жизни, и в творчестве он был чрезвычайно сдержанным человеком. Тем не менее, повторяю, о вине он упоминал довольно часто и одобрительно и, я бы даже сказал, что вчуже он выпивке симпатизировал. Честно говоря, я вообще не припомню, чтобы кто-то из поэтов ратовал в своих стихах за трезвый образ жизни. Как-то это у них не принято.

Сейчас я хочу поставить песню, которая так и называется «Вино». Говоря о ней, я хотел бы обратить ваше внимание на то, что поэтическая виртуозность Брассенса отнюдь не ограничивалась мастерской рифмовкой. Не менее популярным и любимым приемом у него был анжамбеман. И переводчик песни Владислав Зайцев постарался это по возможности сохранить.

Я все, чем дышу,
Вам живопишу
В охотку
И как на духу,
Но не на суху-
Ю глотку.
Ведь в нашей родне
Напитками не
Гнушались,
И жизни азы
Под сенью лозы
Вкушались.
Не зря и меня
С бутылкой у пня
Сыскали,
И в рот мой лились —
Из соски ли из
Соска ли —
Взамен молока
Спирты, что лака-
Ли предки.
Кровь наша — настой
Не очень густой,
Но крепкий.
Кто выпить уме-
Ет в самую ме-
Ру, в радость,
У тех под рукой
Приятель-другой
С утра есть.
Такой пузанок
Без рук и без ног,
Но с горлом,
И если он тут,
То слаще во рту
Прогорклом.
Немало Тантал
В аду испытал,
Бедняга:
Текло мимо рта,
А в рот — ни черта!
Однако,
Здесь кое-кому
Страшнее той му-
Ки, если
Взалкал, а монет
На выпивку нет,
Хоть тресни!
К несчастью, пока
Не льют облака
Спиртного,
Не гонит из трав
Дешевых отрав
Корова.
А если б текла
Пьянящая вла-
Га в Сене,
В ней горе топить
Сбегались, как пить
Дать, все мы.

15. Вино

И в заключение сегодняшнего вечера мы послушаем еще одну очень известную песню Жоржа Брассенса. Она называется «Сбившийся с пути». Надо сказать, что по тематике и по сюжету эта песня отчасти напоминает песни так называемого русского шансона, но выгодно отличается от них красивой мелодией и, как всегда у Брассенса, виртуозными стихами. А самое главное — совсем иной человеческой позицией и гуманитарным пафосом, во многом схожим с «Песней для овернца». Есть известная шутка о том, что блюз — это когда хорошему человеку плохо, а русский шансон — это когда плохому человеку хорошо. Если продолжить ряд, то песни Брассенса — это когда веселому человеку грустно.

Много воды утекло с тех пор, как моим зубам было чем заняться, с тех пор, как я пил вино или топил печь. Гробовщики уже в предвкушенье пожирали меня глазами. Словом, пробил мой последний час — и вот тогда-то я пошел по кривой дорожке.

Я притаился с дубиной на темном перекрестке и врезал прямо в лоб одному жирному карасю. Но ищейки быстро меня поймали, скрутили руки за спиной и отправили в Санте (парижская тюрьма) восстанавливать утраченное доброе имя.

И те, и другие, и тот, и та, короче, все вокруг говорили, что по-хорошему меня бы надо повесить на фонаре при всем честном народе. И каждый хотел сшить себе амулет на счастье из моей веревки.

Спустя целую вечность меня вышвырнули из Санте, и поскольку я сентиментален, я отправился в родной квартал. Я шел на трясущихся ногах, прятался в тени стен и боялся встретиться с кем-нибудь глазами.

Но один прохожий мне сказал: «Привет! Мы уж не надеялись, что ты вернешься». А другой спросил, как мое здоровье. И тогда я понял, что свет еще не без добрых людей, и я плюхнулся на задницу и зарыдал.

16. Celui qui a mal tourne