Джордж Оруэлл
* * *
Живи я лет двести тому назад,
Я б, верно, имел приход
И муки грешникам сулил,
Не ведая забот.
Но я рожден в наш развратный век
И эта стезя мне закрыта,
Поскольку я не брею усов,
А все священники — бриты.
Казалось, еще не так давно
Отлично умели мы
Блаженной праздностью усыплять
Мятежные наши умы.
И в те счастливые времена
Мы дерзостно верить смели,
Что в прах разлетится мирское зло
От зяблика нежной трели.
Но птицы и песни, прогулки верхом,
Ресниц безнадежный взмах,
Игра плотвы в прозрачном ручье —
Остались лишь в сладких снах.
Днесь светлым грезам вышел срок
И мы их в себе убили.
Днесь вместо юноши на коне —
Толстяк в автомобиле.
А я на распутье стою один
И, словно Юджин Арам,1
Не знаю, за кем теперь идти —
За попом иль за комиссаром.
О светлом будущем комиссар
По радио мне вещает,
Но и поп легковушку «Остин-7»
Хоть завтра обещает.
А мечтал я о жизни в раю земном —
Где сегодня мои мечты?
Нет, я не рожден для наших дней!
А Смит? А Джонс? А ты?
1 Имеется в виду герой баллады Томаса Гуда (1199–1845) «Сон Юджина Арама» — убийца, который не может решиться на признание в совершенном престпулении.