Роальд Даль
Стихи из книги «Джеймс и персик-великан»
Разговор тетки Квашни и тетки Шпильки
«Я словно розочка свежа! —
Квашня вздыхала сладко. —
Как этот носик мал и мил,
Как вьется эта прядка!
А если б я чулок сняла,
Все б увидали, как бела
И элегантна пятка!»
«Ты просто прелесть, спору нет, —
Сказала Шпилька ей в ответ. —
Но ты, Квашня, прости меня,
Толста, как свиноматка!
Совсем другое дело — я,
Милашка и красотка.
Пленят любого нежный взгляд
И легкая походка!
А ряд зубов? А гибкий стан?
Забудем маленький изъян —
Прыщи вдоль подбородка…»
Квашня взъярилась: «Ах ты, дрянь!
Ты на себя получше глянь —
Длинна, как жердь, страшна, как смерть,
Костлява, как селедка!
Зато достоинства мои
И впрямь неоспоримы.
Средь голливудских кинозвезд
Я б сразу вышла в примы!
Имела б дьявольский успех
И зрителями в странах всех
Была б боготворима!»
Тут Шпилька молвила: «О да!
Ты — настоящая звезда!
Роль Франкенштейна ты вполне
Могла б играть без грима!»
Первая песня Сороконожки
Может, ждет нас несчастный Двадцатибалда
Среди северных лютых морей.
Он боится простуд, ибо должен тогда
Все отсмаркивать сорок ноздрей;
Или Розовоглазый Человекоед,
Что глотает людей целиком.
Он их (жареных) жрет по семь штук на обед
И по восемь на ужин (с пивком);
Или милый Дракон средь друзей и подруг,
Или мнительный Единорог,
Или Монстр с половинками ног вместо рук
И с обрубками рук вместо ног;
Иль проказница Курочка, сердце свое
Обратившая к добрым делам.
В кипяток вы кладете яички ее —
Взрыв! — и вас разорвет пополам!
Или Гну, или Гнутрия с выводком Гнят,
Иль гнусавый, гнудосящий Гнус,
Чей пронгзит вас гнасквозь от затылка до пят
Гнутым жалом вгнезапный укус.
Может смерч нас смести, иль горячка трясти,
Иль погибнем от голода все мы,
Иль (что хуже стократ!) можем смерть мы найти
На рогах кровожадной Дилеммы.
Но любая беда нам теперь не беда!
Не страшны нам ни холод, ни зной —
Лишь бы нам навсегда, навсегда, навсегда
Укатиться от Шпильки с Квашней!
Вторая песня Сороконожки
О, сколько разных чудных яств
Я в этой жизни съел:
Суп из ушей домашних вшей,
Толченный в ступе мел;
Неплох и мох в желе из блох
(Когда он в меру спел),
И свежий торт из козьих морд
И муравьиных тел.
Мне довелось отведать джем
Из крыльев мотылька,
Рагу из лап болотных жаб
(Протухшее слегка),
Плов из мослов больших ослов
(С душком и без душка),
А также фарш из нежных спарж
И мокрого песка.
А ляжка старого клопа?
К ней был всегда хорош
Фритюр с пометом диких кур,
Да где его найдешь?
А рис с ноздрями дохлых крыс?
А тертый с хреном еж?
(Жаль, что желудку моему
Все это — острый нож!)
На завтрак я предпочитал,
Как истинный гурман,
Горячий тост, собачий хвост
И — перл заморских стран —
Деликатесный таракан
Под соусом «пикан»
(С доставкой на дом стоит он
Полфунта за стакан).
А к чаю я всегда любил
Крапивный острый мусс,
Бисквит из гнид — о, как магнит,
Манит их пряный вкус! —
И крем из электродных клемм,
И комариный ус,
Который, как известно всем,
Коптят в поту медуз.
На день рожденья я себе
Заказывал в обед
ёБорщок из непромытых щек
Лягушки средних лет,
Рулет с шнурками от штиблет,
В мазуте жаренный омлет
И винегрет из сигарет
Кишечнику во вред).
Коль про еду я речь веду,
То знайте, господа:
Такие блюда (спору нет!) —
Прекрасная еда!
Но я их все до одного
Готов отдать — о да! —
Чтоб раз всего вкусить СЕГО
ВОЛШЕБНОГО ПЛОДА!
Джеймс представляет своих друзей жителям Нью-Йорка
«Позвольте мне представить вам:
Мой друг Сороконожка.
Он совершенно незлобив,
Хоть крупноват немножко.
Не раз к испанскому двору
Он зван был нянчить детвору
И поутру учить добру
Наследников короны».
(«Теперь причина мне ясна, —
Сказал пожарный старшина, —
Как вышло так, что вся дина-
стия лишилась трона».)
«А это — Червь наш Дождевой, —
Джеймс монолог продолжил свой. —
Он дорог нам как таковой,
Но плюс к тому он гений
По части земляных работ.
Подкоп, туннель, подземный ход,
Канал для стока нечистот —
Все это он произведет,
Избавив вас от всех хлопот,
Ненужных трат, а также от
Малейших затруднений».
(Червь чрезвычайно был польщен.
От счастья весь зарделся он,
А Шелкопряд воскликнул: «Здесь
Не может быть двух мнений!»)
«А Кузнечик? В нем дремлет талант — и какой!
Страстью к музыке с детства влеком,
Он на скрипке сыграет вам задней ногой,
Как не всякий сыграет смычком.
Может быть он игрушкою для детворы —
В магазине таких не сыскать! —
Только пятки ему пощекочешь, — и пры-
гнет он футов на семь или пять».
(«Он немного нелеп, но ничуть не свиреп!» —
Полицмейстер успел прокричать.)
А Джеймс продолжил свой рассказ:
«Ну, а теперь без долгих фраз
Позвольте познакомить вас
С прелестной Светлячихой, чьи
Способности и качества
(При кротком нраве) таковы,
Что хоть сейчас могли бы вы —
Хотя иные этот шаг
Воспримут как чудачество —
Ее повесить в уголок
На стену иль на потолок,
Тем самым сняв на долгий срок —
На чрезвычайно долгий срок! —
Проблему электричества».
(В ответ не меньше двадцати
Пожарных крикнули: «Свети!
Свети всегда, свети везде
На благо человечества!»)
«Познакомьтесь также с тихой
И добрейшей Паучихой,
Что своею паутиной
Весь могла бы белый свет
Обмотать. И, между прочим,
Ею я уполномочен
Однозначно опровергнуть
Измышленья давних лет —
Клеветнические слухи
О какой-то Цокотухе,
Мол, хотела Паучиха
Съесть бедняжку на обед.
Пусть все люди доброй воли
У станка, в забое, в поле
Этой выдумке досужей
Дружным хором скажут „нет!“».
(Юный коп воскликнул лихо:
«Ай да наша Паучиха!»
И от чувств избытка — в воздух
Разрядил свой пистолет.)
«А Божья Коровка? Милей и умней
В природе существ не сыскать.
Как было приятно на персике с ней
В беседе часы коротать!
Жаль только, пришлось ей покинуть детей —
Четыреста Божьих Телят,
Что очень скучают по маме своей
И скоро сюда прилетят».
(От счастья пустились пожарные в пляс,
А их старшина прокричал: «Хоть сейчас
Я в брак с ней вступить был бы рад!»)
«Теперь мне вам представить надо
Достойнейшего Шелкопряда, —
Продолжил Джеймс свой краткий спич. —
В шелкопрядении достичь
Он совершенства смог такого,
Что от Парижа до Тамбова,
От Аппалачей до Судет
Его искусству равных нет.
И даже в лавках Сингапура,
Где, по традиции, культура
Шелкопряденья высока,
Шли нарасхват его шелка.
К тому ж да будет вам известно
(А это знают повсеместно!),
Что честь имел он год назад
Поставить свадебный наряд
Английской королеве. Кстати,
Узнав об этом из печати,
Ваш президент, не будь дурак,
Послал ему заказ на фрак».
(Тут, обезумев от восторга,
Толпа на площади исторгла
Могучий клич: «Давно пора
Спустить их вниз! Ура! Ура!»)
Песни симпатимпасов из книги «Чарли и шоколадная фабрика»
Песня про Огастеса Глупа
Огастес Глуп! Огастес Глуп!
Прожорлив, жаден, груб и глуп!
Доколе ж мы должны смотреть,
Как будет этот хряк жиреть
Да набивать свою утробу?
Мы не потерпим больше, чтобы
В обжорстве он влачил года,
Чтоб никому и никогда
Не перепало от тупицы
Добра и счастья хоть крупицы!
Обычно в случаях таких
Мы избегаем мер крутых
И просто превращаем жлоба
Во что-нибудь, что нам могло бы
Доставить радость — скажем, в мяч
Или в игрушечный тягач,
В воздушный шарик, в книжку, в мишку…
Но этот пакостный мальчишка —
Надутый наглостью толстяк —
Ничтожен помыслами так,
Неразвит так и неопрятен
И нам настолько неприятен,
Что мы, не зная, как нам быть,
Решили с парнем поступить
Иначе. Мы ему сказали:
«Наш толстый друг, а не пора ли
Попутешествовать тебе
По нашей маленькой трубе?
Увидишь, что с тобою станет
В цеху, куда она затянет!»
Но пусть наш Глуп попал в трубу,
Не бойтесь за его судьбу.
Хотя его (тут нет двух мнений!)
Ждет ряд волшебных изменений.
Он их не сможет избежать,
Когда кружиться и визжать
Начнет ирисковый конвейер,
Когда свистящих лезвий веер
В капусту Глупа измельчит,
Когда, вскипая, зашкворчит
Вода в огромной колбе медной
И улетучатся бесследно
Обжорство, жадность, лень и спесь,
А мы в котел добавим смесь
Ароматических добавок —
Свершится чудо: тот, кто навык
Имел единственно к жратве,
Кого в Нью-Йорке и в Москве
Честили люди проходимцем —
Теперь всеобщим стал любимцем!
Ведь без различия в прописке
Все любят сладкие ириски!
Песня про Виолетту Борегард
Не может быть сомненья даже,
Что в мире нет явленья гаже,
Чем юная особа та,
Что месяцами изо рта
Не вынимает жвачки. Это
Сравниться может в мненье света
Лишь с ковырянием в носу,
Что губит девичью красу
Под корень. Нам известно точно:
Все, кто привержен сей порочной
Привычке, будут в некий срок
Наказаны за свой порок.
Как не пошла она во благо
Известной всем мадам Жеваго,
Что набивала жвачкой рот
Буквально сутки напролет.
Она жевала дома в ванной,
В гостях на вечеринке званой,
В такси и даже — стыд и срам! —
Входила с жвачкой в божий храм.
А если у нее в заначке
Не оставалось больше жвачки,
Она жевала все, что под
Руку ей только попадет
(Причем с отменным аппетитом):
Куски линолеума, битум,
Чужое нижнее белье
(Но почему-то не свое),
Покрышки от автомашины
И нос любимого мужчины.
На протяженье многих лет
Тянулся этот жвачный бред,
Пока не завершился самой
Что ни на есть кровавой драмой:
Уже сгустилась ночи мгла,
Когда в постель свою легла
Мадам Жеваго. Для начала
Она немного почитала,
Жуя в кровати (даже там!),
Как заводной гиппопотам.
Потом, сжевав четыре пачки
И выплюнув остаток жвачки
На позолоченный поднос,
Она, уткнув в подушку нос
И отсчитав два-три десятка
Овец, уснула сладко-сладко.
Но что за чудо! Спит мадам,
А тренированным зубам
Ее не спится ни в какую —
Они молотят вхолостую!
Остановиться им невмочь.
Представьте лишь: глухая ночь,
И с жутким звуком плотоядным
В кромешном мраке непроглядном
Жует невидимая пасть:
«Хрясть-хрясть-хрясть-хрясть-
Хрясть-хрясть-хрясть-хрясть!»
И вдруг, застыв на миг короткий,
Огромная раскрылась глотка
И, лязгнув, как стальная дверь,
Язык свой собственный на две
Перекусила половинки!..
Вот так из-за любви к резинке
Осталась навсегда немой
(Благодаря себе самой)
Мадам Жеваго и отныне
Была помещена родными
В приют для потерявших речь.
Вот почему предостеречь
Хотели б мы мисс Виолетту,
Чтоб не пришлось ей участь эту
Же разделить. Ведь, ей-же-ей,
Еще совсем не поздно ей
Решиться жизнь начать сначала!
Хотя надежд на это мало.
Песня про Веруку Солт
Верука, гадкая Верука,
Свалилась в мусорного люка
Дыру зловонную, а вслед
(Как приносящих страшный вред)
Мы в люк спихнули тот же самый
Ее дородных папу с мамой.
Итак, летит Верука вниз!
И не сочтите за каприз,
Когда мы вам расскажем вкратце,
Что ей придется там вращаться
Совсем не в том кругу друзей,
Чем доводилось прежде ей.
Огромная гнилая слива
Там ждет ее нетерпеливо:
«Привет, Верука! Как дела?
Я так давно тебя ждала!»
А ниже — радостно и бойко
И остальная вся помойка
Теснится дружною толпой:
Кулек с яичной скорлупой,
Хребет обглоданный селедки,
Бифштекс, что стал черствей подметки,
Засохший хлеб, прогорклый жир,
Пустой орех, подгнивший сыр,
Кусок испорченного сала,
Воняющий за три квартала,
Кошачий, миль пардон, помет
И прочий весь помойный сброд,
Всяк со своим ужасным смрадом!
Вот с кем теперь Веруке рядом
Делить досуг придется свой!
Вот оказалась каковой
Расплата мерзкого созданья
За недочеты в воспитанье!
Но нас, конечно, спросят здесь:
А справедливо ли, что весь
Позор и искупленья муки
Пришлись на долю лишь Веруке?
И честно ль будет всю вину
Валить лишь на нее одну?
Да, девочку избаловали,
Но согласитесь, что едва ли
Она могла (к чему скрывать?)
Сама себя избаловать.
Ей в этом помогли — но кто же?
Кто ежедневно лез из кожи,
Спеша исполнить юной мисс
Любую прихоть иль каприз?
Кто те, чьи любящие руки
Коверкали судьбу Веруки
И превратили, как ни глянь,
Ее в законченную дрянь?
Увы, должны сказать мы прямо:
То папа девочки и мама!
Вот почему нам столь отрадно,
Что и они — в помойке смрадной.
Песня про Майка Телека
Из всех аспектов воспитанья
Хотим мы (взрослым в назиданье)
Отметить, что любая мать
Должна и близко не пускать
Детей к экрану голубому.
А лучше и совсем из дому
Убрать зловредный агрегат
Подальше от своих ребят.
Ведь что творится в нашем мире
Практически в любой квартире?
Везде, куда ни бросишь взгляд,
Мы видим, что они сидят,
Уткнув носы в телеэкраны,
И, как безмозглые бараны,
Все смотрят, смотрят целый день
На эту муть и дребедень!
Конечно, матери спокойней
Знать, что они на подоконник
Не влезут и наверняка
Не разнесут весь дом, пока
Она на кухне варит ужин
Иль затевает ссору с мужем.
Но спросим мы без громких фраз,
Подумала ль она хоть раз,
ЧТО ДЕЛАЕТ ПРОКЛЯТЫЙ ЯЩИК
ИЗ НИХ КРЕТИНОВ НАСТОЯЩИХ?
ЧТО ГУБИТ ОН, КАК ЛЮТЫЙ ТАТЬ,
СПОСОБНОСТЬ МЫСЛИТЬ И МЕЧТАТЬ?
ЧТО ДУШУ ЮНОГО СОЗДАНЬЯ
ОН ЗАСОРЯЕТ ВСЯКОЙ ДРЯНЬЮ
И РАЗМЯГЧАЕТ, СЛОВНО ВОСК,
ОН НЕОКРЕПШИЙ ДЕТСКИЙ МОЗГ?
ЧТО, МИР ЧУДЕС ИЗБРАВ МИШЕНЬЮ,
ОН ПЫЛ ЖИВОЙ ВООБРАЖЕНЬЯ
УНИЧТОЖАЕТ НАВСЕГДА?
Но спросят нас: а чем тогда
Малюток наших хоть немного
Развлечь? И мы ответим строго:
А в вашем детстве золотом,
Когда не ведал мир о том
Злокозненном изобретенье,
В чем было ваше развлеченье?
Забыли? Мы напомним вам!
Мы скажем громко, по слогам:
ВЫ-КНИ-ЖКИ-БЕЗ-КОН-ЦА-ЧИ-ТА-ЛИ!
И прочитав одну, хватали
Другую! Что там говорить!
Без книг не мысля дня прожить,
Свой дом — от детской и до спальной —
Вы превращали в зал читальный!
Везде — по стульям и столам —
Валялись книги тут и там.
А вспомните, какие книги!
Про приключенья и интриги,
Про королев и королей,
Драконов и богатырей,
Китов, слонов и крокодилов
Среди болот непроходимых,
Про чудеса далеких стран,
Про тайны джунглей и саванн,
Про козни сказочных чудовищ,
Про трюмы, полные сокровищ,
Про каннибалов у костра,
Где кто-то жарится с утра…
А младшие глотали сказки
Про то, как ездил кот в коляске,
Про заколдованных девиц,
Про злых волков и про лисиц,
Про семерых портных, про зайцев,
Про трех укушенных китайцев,
«Как мистер Жаба выпил пруд»,
«Как заработал горб Верблюд»,
«Куда девался хвост Мартышки»…
О боже мой! Какие книжки
Читали с молодых ногтей,
Отцы сегодняшних детей!»
Нет, мы отнюдь вас не неволим,
Но просим, заклинаем, молим:
ДОЛОЙ ИЗ ДОМА ЭТОТ ГРОБ!
А на пустое место, чтоб
Не пропадать ему без толку,
Вы книжную повесьте полку
Для неразумных ваших чад.
И пусть сперва они кричат,
Визжат, пихаются, дерутся,
Брюзжат, брыкаются, плюются —
Мы обещаем вам: пройдет
Каких-нибудь дней пять — и от
Ужасной, нестерпимой скуки
Возьмут паршивцы книгу в руки!
И вскоре каждый сорванец
Понять сумеет наконец,
Как пошло, глупо и бездарно
Он проводил еще недавно
Свои досуги. Что за хлам
(Разврат с занудством пополам)
Он по утрам и вечерам
Смотрел по каждой из программ!
И он спасибо скажет вам,
За то что вы рукой железной
Спасли его над этой бездной.
Постскриптум. Пару слов о Майке.
Мы сообщим вам без утайки,
Что столь волнующий вопрос,
Удастся ль парню прежний рост
Вернуть — отнюдь не прост, а сложен,
И мы гарантий дать не можем.
Песни из книги «Чарли и огромный стеклянный подъемник»
Первая песня Уилли Уонка
В мшистых, мглистых, мгластых топях,
По низинам и трясинам,
Меж глухих гнилучих глюков
Все хрычи ползут домой.
Посмотри, как их курзюпит,
Крызжет, брызжет и корежит,
Этих липких хлипких тварей
С ядовитой бахромой.
Так спасайтесь и бегите
Через гадость, грязь и глину
Вскачь, вприглядку и вприпрыжку,
Если близко хрыч хромой!
Вторая песня Уилли Уонка
Здравствуй, миленький Зрюк, мой строптивый малыш!
Твоя задница синего цвета
И огромный волдырь на ней вздулся как шиш, —
Как ты думаешь, правильно это?
Уж теперь бедолаге ни сесть и ни встать,
Если ранена пятая точка.
И неловко, наверно, по небу летать
С афедроном, распухшим как бочка.
Может, стоит, дружок, обратиться к врачу?
Мы как раз прихватили в дорогу
Одного (у него геморрой я лечу) —
Он возьмет по знакомству не много.
«Милый доктор, вы, право же, слишком добры,
Согласившись оставить Европу,
Чтобы здесь осмотреть это мерзкое ры…
То есть эту раздутую попу».
«Ужас! — доктор промолвил, увидев нарыв. —
Вот так шишка! Но просите раз вы,
Я спасу негодяя, безжалостно вскрыв
Эти страшные гнойные язвы».
Врач берется за скальпель, усердьем горя
(Зрюк в штаны напрудонил со страха),
Но не смог даже скальпель проткнуть волдыря,
Хоть заточен был, словно наваха.
«Боже, — Зрюк зарыдал, — что за страшная весть!
Чем унять мне тоску и досаду?
Как мне быть, если вдруг захочу я присесть?
Как стерпеть, если вдруг я присяду?»
«Медицина бессильна! — изрек эскулап. —
Вам, приятель, одно лишь осталось:
Сесть на голову или на кончики лап,
Чтобы задница в небе болталась».
Песня няни президента США
Великой нации отец,
Что всем нам так знаком,
Когда-то был совсем малец,
Под стол ходил пешком.
Он был малявка, просто тля.
Его (коль он хотел)
Я на горшок сажала для
Больших и малых дел.
Его купала я не раз,
Чтоб мальчик лучше рос,
И утирала что ни час
Его сопливый нос.
И чтобы детство день за днем
Безоблачней текло,
Ему всыпала я ремнем
По первое число.
Ведь был он (стоит ли скрывать?)
Не вундеркинд — о нет!
И сколько будет пятью пять,
Узнал лишь в двадцать лет.
«Как парень дальше будет жить? —
Все недоумевали. —
Ведь и газеты разносить
Возьмут его едва ли!»
Но я сказала: «Не беда,
Что мальчик прост немного.
Таким в политике всегда
Открытая дорога!»
Он знает, как попасть впросак
Расчетливо и метко,
И наломать дрова мастак,
Каких увидишь редко,
И элегантен, как верстак,
И туп, как табуретка.
Он может чушь пороть подряд
И два, и три часа,
Что очень важно, говорят,
В борьбе за голоса.
Плюс строгий галстук, честный взгляд,
Зубов здоровых ровный ряд —
Они в день выборов творят
Большие чудеса.
И в результате тех чудес
(А здесь лишь я виною)
Через Конгресс пролез балбес
Руководить страною.
Песня симпатимпасов про волшебный препарат «Уонкавит»
Для тех, кто слаб, для тех, кто стар,
Для тех, чья жизнь — сплошной кошмар,
Для тех, кто ходит еле-еле
Иль вообще лежит в постели,
Для тех, кто плох совсем на вид
И дать уж дуба норовит, —
Теперь придуман «Уонкавит»!
Он вас излечит от артроза,
Хондроза, атеросклероза
И всяческих других хвороб,
Что нас порой вгоняют в гроб.
В строю зубов исчезнут бреши,
Завьются волосы на плеши,
Румянец вспыхнет на щеках,
И все вокруг, увидев, как
Внезапно вы похорошели,
Вам сразу бросятся на шею!
Но главное (чем нам стократ
Ценнее этот препарат) —
Не факт, что стали вы моложе
(Хотя и это важно тоже),
А то, что с каждою таблет-
кой-жизни лишних двадцать лет
Получит каждый индивид,
Употребивший «Уонкавит»!
Теперь к успехам путь открыт
Тем, кто смышлен и башковит,
Кто понял, что ему сулит
Великолепный «Уонкавит»!
Песня симпатимпасов про крошку Голди
Из уваженья к этой теме
Мы просим вас хотя б на время
Не засыпать и не храпеть,
Ведь то, о чем мы будем петь,
Имеет важное значенье
Для всех людей без исключенья.
Итак, вот вкратце наш рассказ.
Слыхал ли кто-нибудь из вас
О крошке Голди — той, что летом
Гостить к любимой тетке в Четтэм
Приехала? В один из дней
С утра сказала тетя ей:
«Ты знаешь, детка, я поеду
Куплю чего-нибудь к обеду!»
Ну что б ей — спросит тут любой —
Не взять племянницу с собой?
Увы, на то была причина:
Чтоб выпить в баре рюмку джина.
И вот, хромая и кряхтя,
Уходит тетя, а дитя,
Подобно молодой овечке,
Бежит, естественно, к аптечке.
И что же видит там она:
Аптечка до краев полна
Пилюль, суспензий и таблеток
Всех форм, размеров и расцветок!
«Ура! Попробуем вон ту!» —
И вот она уже во рту.
«Ой, как же вкусно, как же сладко!
И пахнет словно шоколадка!»
Но, проглотив двенадцать штук,
Почувствовала Голди вдруг,
Что стало ей немного дурно:
Она икает некультурно
И ощущенья в животе
Какие-то совсем не те.
Откуда ж было знать бедняжке
Про тот мучительный и тяжкий
Недуг, которым тетя Кэт
Страдала двадцать восемь лет.
Звалась та страшная зараза
Хроническим скопленьем газа,
А весь аптекарский запас
И предназначен был как раз,
Чтоб в дождь и в зной, в жару и в стужу
Те газы выводить наружу.
Причем случилось, как на грех,
Что самым сильным среди всех
То дьявольское средство было,
Которым злоупотребила
Малышка Голди, — врач его
Назначил пить раз в год всего
По полпилюли. Всем нам ясно,
Как для детей оно опасно.
Сперва у девочки внутри
Всхрапнуло что-то раза три,
Но это было лишь начало —
Потом там что-то заурчало,
Зашевелилось, а потом
Раздался страшный треск и гром!
На стенах задрожали полки,
Из люстры брызнули осколки
И штукатурка с потолка
Уже посыпалась слегка.
Сосед промолвил, брови хмуря:
«Похоже, скоро грянет буря!»
Но взрывы, грохот, рев и рыг
Не прекращались ни на миг.
В испуге шепчет Голди-крошка:
«Мне нездоровится немножко».
(Формулировка хоть верна,
Но, безусловно, смягчена —
Иначе выражаться надо,
Когда в желудке канонада.)
Меж тем вернулась тетя Кэт,
С собою в дом внеся букет
Двойного джина. В чем тут дело,
Старушка сразу разглядела.
«Пилюли!» — ахнула она.
«Я, тетя, кажется, больна», —
Сквозь слезы Голди простонала.
«Тут удивительного мало,
Раз ты могла, забыв про честь,
Тайком мои пилюли съесть.
Не худо было б извиниться», —
Сказала тетя и в больницу
Звонит — мол, шлите докторов:
Ребенок очень нездоров.
Друзья, мы знаем: вероятно,
Вам будет слышать неприятно
Про зонд, катетер и клистир
(Хотя с их помощью спасти
Врачи пытались Голди) — вы ж ведь
Хотите знать, сумела выжить
Малышка Голди или нет.
Врачи, собравшись на совет
Вокруг девической постели,
Вздыхали, охали, кряхтели
И уж спровадить на тот свет
Больную девочку хотели,
Мол, еле-еле душа в теле,
Но тут малышка им в ответ
Сказала весело: «Похоже,
Я выздоравливаю все же!»
И вот, очухавшись с трудом,
Вернулась наша Голди в дом
К своей любимой тете Кэтти,
Куда за ней в кабриолете
Приехал через день отец.
На том истории конец?
Но нет! Несчастья Голди хворой
Закончатся еще не скоро.
Ведь если яд в больших коли-
чествах вы внутрь себе ввели,
То это худшее из бедствий
Пройти не может без последствий.
А с бедной Голди, как назло,
Такое и произошло.
Она пилюль так много съела,
Что те, в ее внедрившись тело,
Остались там на много лет,
Ей принося ужасный вред
И много разных огорчений.
Ведь вместо милых развлечений,
Веселых игр и приключений
Ей каждый день часов на шесть
Теперь приходится засесть
В клозет — а это, скажем прямо,
Не красит облик юной дамы.
Итак, друзья, поверьте нам:
Чтоб избежать подобных драм
И нежелательных оказий,
Вам следует ни в коем разе
Лекарств без спроса в рот не брать
И в страшных дозах их не жрать.